У Райнеров не было врагов, у них не было богатства, они не совершали никаких сделок с недвижимостью, они не пересекали орбиты криминальных авторитетов. Их просто убили, перерезав горло очень острым режущим предметом. Весь ковёр в гостиной был пропитан их кровью. Прирезали даже их собаку какой-то редкой японской породы. Но самое странное — исчез Женька. Соседи, как водится, ничего не видели, ничего не слышали. Только бабка с первого этажа свидетельствовала, что видела Настасью Петровну рано утром, она выносила ведро с мусором и сказала, что с сегодняшнего дня у них отпуск, что на майские праздники собираются на «Озеро Белое», уже путёвки на руках. Так быстро был разъяснён тот факт, что родители были дома. Но больше никаких следов, зацепок, подозреваемых…
Только я. Допрос за допросом. Следователь, пожилой нервный капитан с кривым носом, не понимал, зачем я попёрся к Райнерам самолично, почему занимался с Женькой дополнительно и бесплатно, с чего вдруг меня приглашали в гости. Потом обыск в нашей квартире: раз отец хирург, то, видимо, из этого следует, что я мог воспользоваться скальпелем (как будто мы дома скальпелем картошку чистим). Ещё был обыск в бабулином домике в Байбаках, вдруг именно там я спрятал Женьку. Следователь занимался моей персоной серьёзно, взял мои характеристики с работы и с универа, беседовал с профессором Нефёдовым и с редактором районной газеты, где я подрабатывал корректором. Рыл и рыл. И, конечно, нарыл. Скорее всего, мои незабвенные однокурсницы сообщили, что «Мишка гей, хотя и маскируется под нормального». Я не стал отрицать, когда он меня об этом спросил прямо. «Кривой нос» учуял в этом мотив. Моя ориентация резко меняла весь расклад; единственное, что бесило следователя и не вписывалось в его умозаключения, — это отсутствие хоть каких-нибудь улик и моё стопроцентное алиби. В момент убийства я вёл урок, и это могли подтвердить двадцать два человека 9 «б» класса.