Себя я отыскал среди солдат.В заплеванной прокуренной казармевпервые голос музы подсказал мнеслова сонетов к той, кто ждал назад.Невидимые праздными глазами,в них крапинками золота сквозятсвобода, ностальгия; и слезамивсе это увеличивает взгляд.Я был таким, как видела во снеты, Лина. Так ты сон свой описала,что губ не отрывал я от письма:«Ты возвратился моряком ко мне.Как будто в отпуск. Я тебя встречала.Ты был от жизни флотской без ума».
10
Я ездил из Флоренции примернораз в год домой, и, окруженный нимбомпевца, как помнят многие наверно,в салонах там стихи под псевдонимомМонтереале читывал я мнимымценителям и ждал оваций нервно;скрывать не нахожу необходимым,что мне от сих воспоминаний скверно.С д’Аннунцио в Версале я встречался.Он славился учтивостью и частобывал приветлив и со мною вроде.Семье Паппини, издававшей «Вече»,пожалуй, не понравился я вовсе.Что ж, я принадлежал к другой породе.
ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ НА ПЛОЩАДИ АЛЬДРОВАНДИ В БОЛОНЬЕ
На площадь Альдрованди теплый вечернисходит с неба истинным супругомк красавице, с которою обвенчан.Галдят мальчишки, выпятивши губы:ведь берсальеры встали полукругом,задравши к небу золотые трубы.Хребтами гор оливкового цвета,долиной с маляриею в осокеокружены они и площадь эта.Но вот капрала поднятые руки!И рота дружно надувает щеки.И в воздухе осеннем льются звуки:сначала песня о прекрасном взоре,чуть позже — вальс, что будоражит нас,и, наконец, напев вечерней зори.И вся ты здесь, Италия, сейчас!
ГОЛУБИ НА ПОЧТОВОЙ ПЛОЩАДИ
Кустарник с шевелюрой темно-краснойвзрыхленной клумбе тень дарит, и в нейблуждает стайка голубей.Умнейдругих и, вероятно, голодней,один из них вразвалку и с опаскойприблизился к ботинку моему.«Ведь человеку, — говорит он, — все жея верю, и не верю я».«Я тоже», —безмолвно я ответствую.К томуж и площадь эту, где спешил я к другу,что ждал меня, мне думалось, всегда,фонтан с прелестной радугой и клумбус цветущими геранями, кударазочарованной вернулась птица,создали люди для людей, и ты —увы, ты прав.Кто больше усомнитсяв их щедрости, в том больше правоты.