Сочинения Иосифа Бродского. Том VII

— Так ведь грузин он, Базиль Модестович. Для здоровья она. У них ведь...

— Замолчите, Петрович!

— ...эта вещь — сунешь в ведро: вода кипит.

— Петрович!!!

— Ах, Цецилия, Цецилия. Бойка, однако. С другой стороны, конечно, кто мы? — дряхлеющий Запад. Ладно, не красней — флаг напоминаешь, не говоря — занавес. Значит, так: Густав Адольфович, задело! Мы что тут раньше-то производили?

— Раньше — чего?

— Перемены К Лучшему. До исторического материализма и индустриализации.

— А, до 45-го. Бекон, Базиль Модестович. Мы беконом всю Англию кормили.

— Ну, бекона теперь в Англии своего навалом.

— Угря копченого. Мы копченым угрем всю Европу снабжали. Даже Италию. У итальянского поэта одного стихи такие есть. «Угорь, сирена / Балтийского моря...» Консервная фабрика была. 16 сортов угря выпускала.

— Ага, и у французов блюдо такое было: угорь по-бургундски. С красным вином делается.

— Ну да, потому что рыба.

— Рыба вообще с белым идет.

— Да что вы понимаете! Его три дня сушить надо. Прибиваешь его к стенке гвоздем — под жабры — и сушишь.

— Вялишь, что ли?

— Да нет. Чтоб не извивался. Живучий он ужасно, угорь этот. Даже через три дня извивается. Разрежешь его, бывало, и в кастрюлю. А он все извивается. Виляет...

— Как на допросе.

— ...даже в кастрюле виляет. То есть извивается. И тогда его — красным вином.

— Я и говорю — рыба. Крови в нем нет. Как кровянку пустишь, тут они вилять и перестают.

— Потому, видать, и добычу прекратили. Бургундского на всех не напасешься.

— Да, и чтоб дурной пример не подавал. Живучий больно. На национальный символ тянул. Вернее — на идеал. Дескать — как ни режь, а я...

— Холоднокровные потому что.

— Я и говорю. Аберрация возникает. Как вообще с идеалами. В нас крови пять литров и вся — горячая. А идеал, он — всегда холодный. В результате — несовместимость.

— Горячего с холодным?

— Реального с идеальным?

— Материализма с идеализмом.

— Ну да, гремучая смесь.

— И отсюда — кровопускание.

— По-нашему: кровопролитие.

— Чтоб охладить?

— Да — горячие головы?

— Не, наоборот. Идеалы подкрасить.

— Придать им человеческий облик.

— Вроде того. Снять напряжение. Так они лучше сохраняются.

— Кто?

— Идеалы. Особенно — в камере.

— Ни дать ни взять консервы.

— Ага, в собственном соусе. Особенно — когда в сознание приходишь.

— Макабр.

— ...на нарах калачиком. Угорь и есть. На экспорт только не годится.

— Но на национальный символ вполне.

— Макабр.

— Сколько, Густав Адольфыч, говоришь, сортов было?

— Шестнадцать. Шестнадцать сортов фабрика выпускала. Копченого, маринованного, в масле, в собственном соусе — тоже.

— А теперь?

— Теперь — радиоприемники и будильники. Хорошие, между прочим, будильники: с малиновым звоном. Приемники только длинно- и средневолновые. Короткие волны вон он (кивает на Петровича) запретил.

— Такое уж у нас море, Базиль Модестович. Все-таки — жестяного цвета. Я считаю: преемственность надо сохранять.

— В общем, от угря остались одни волны. И те — длинные.

— Н-да, на экспорт не потянет. Будильники тоже, хотя и жестяные. Не говоря — с малиновым звоном. Перебои у них на Западе с православием, вот что. Разве что — Самому отправить, но это — не экспорт. Даже не импорт.

— Пищеварение скорее. Если (кивает в сторону медведя) не ссылка.

— Гууууустав!!!

— Окей, окей, Петрович. Как говорит Чучмекишвили — окей. Будильники в Сибири тоже нужны.

— По ним конвой просыпается!

— Окей. Значит, что там еще было, Густав Адольфыч?

— Сыр тминный еще. Ожерелья янтарные. Аграрная же страна была. Хутора сплошные. Кожей еще свиной торговали. Хорошая кожа была. Наполеон лосины себе только из нашей кожи заказывал.

— Всё?

— Всё.

— Полезные ископаемые?

— Да вы же сами знаете. Торф один... Если вдуматься — чего это всех завоевывать нас понесло — что немцев, что ваших. Нашли себе добычу.

— Неправильно рассуждаешь, Густав Адольфыч. Опасно даже — верно, Петрович?

— Угу. Раньше за такое брали.

— Но спорить — времени нет. Не говоря — брать. Тут через полчаса пресса будет... Значит, так. Восстанавливаем аграрную мощь нашей державы. Европа может вздохнуть свободно: угорь свежий и копченый пойдет широким потоком. Бекон и сыр тминный на Восток отправлять будем. Даже в Сибирь. Кожу — тому, кто больше даст. Но лучше во Францию: по старой памяти. Угорь — государственная монополия; остальное на хозрасчет или частникам. Рассмотрим вопросы об иностранных капиталовложениях и концессиях. Протянем руку нашим братьям из-за рубежа. Отменим цензуру, разрешим церковь и профсоюзы. Всё, кажется?

— Небось, и свободные выборы?

— И свободные выборы. Без свободных выборов концессий нам не видать.

— А вывод союзных войск?

— Без этого тоже. Как своих ушей. Демократия вводится — танки выводятся. Вечером позвоню Самому — спрошу.

— Но это же поворот на 180 градусов. За такое раньше...