Сочинения Иосифа Бродского. Том VII

— Что победа большинства над меньшинством и большевиков над меньшевиками — не одно и то же. Ровно наоборот, между прочим. В процентном отношении, во всяком случае. По отношению к нации большевики ничтожным меньшинством были.

— Ну, заговорил! Базиль Модестович, слышь, что Густав несет? Да тебе за такие речи... Где мой портфель?

— А, пусть его, Петрович. Пятнадцать минут осталось. Ну-с, господа министры, — голосуем?

— Да как же, Базиль Модестович! Это ж чистая контрреволюция. Его брать надо!

— Нельзя его брать, Петрович: он нам для кворума нужен.

— Трое за, один против — это победа большинства. Двое против одного — драка в подворотне. Без Густава получается не голосование, а черт те что. Позор в глазах мировой общественности. Сначала, говорю, проголосовать надо.

— А после? После мы его берем, да?

— А после, Петрович, если большинство победит — Густава брать не за что. Потому что после будет демократия. Что до демократии было контрреволюцией, при демократии — славное прошлое.

— Тогда я, Базиль Модестович, против демократии! Кого же мне при ней брать? Себя, что ли?

— Потому-то ты и должен голосовать за. То есть примкнуть к большинству. Насчет кого брать при демократии — не волнуйся: этого добра всегда хватает. Масса людей будет против, в оппозиции. С меня можешь начинать. Хотя я — оппозиция лояльная.

— Да как ты можешь, Базиль Модестович, говорить такое? Да чтоб я...

— Тебе же легче, Петрович, будет: при демократии, я имею в виду. Работы меньше. Сначала тех, кто за демократию, выпустишь. Это тебе на несколько лет хватит. Потом тех, кто против, хватать — это ж совсем не бей лежачего. Старая гвардия и т. д. — да ты их и знаешь лучше.

— Все равно против. Потому что выпущенные во Дворец попрут, и нам — кранты.

— Потому-то ты и должен голосовать за. Чего им во Дворец переть, если мы — за. За то, за что и они. Если во Дворце меньшинство большинству подчиняется? Ведь это их голубая мечта и есть. Да и не выпускай ты их всех сразу. По одному.

— Все равно попрут. Одно слово — демонстрация.

— Да, от слова «демон».

— Я думала — «монстр».

— «Демос», Цецилия, «демос». Народ по-нашему.

— Неважно. Их голубая мечта — демократия повальная. У них насчет демократии — полное единогласие.

— Темные они, Петрович, — оттого что слишком долго в оппозиции были. А мы им разъясним. Верно, Цецилия? Доверим это дело министерству культуры?

— Я записываю, Базиль Модестович.

— Да и так записывается, Цецилия. (Кивает в сторону медведя.) Не сейчас. Времени нет. Ну, в общем, кинь им эту идею, что единогласие — мать диктатуры.

— Вернее, дитя.

— Дитя всегда в мать. Главное, чтоб поняли, что за что боролись, на то и напоролись... Что цель достигнута, как говорил кайзер. Больше бороться не с кем. Во всяком случае, не с нами.

— А за торжество справедливости?

— Да, они же — за торжество справедливости. За идеалы.

— Да, они против нас. Мы же — правительство.

— Когда проголосуем, они будут за. Торжество справедливости выражается, Густав, в тех же формах, что и торжество несправедливости. То есть кончается тем же правительством.

— Ой, записываю.

— Давай, давай, а то Топтыгин уже вспотел, поди.

Входит Матильда, на ней одна комбинация.

— Господин Президент, там пресса собралась, вас требуют.

— Скажи, обеденный перерыв еще не кончился. Поняла?

— Поняла, господин Президент. Ой, а правда, что у нас демократия будет?

— Там будет видно. Через пятнадцать минут. Зарплата, во всяком случае, у тебя не изменится. Рабочие часы и телефон тоже. Ступай.

Матильда выходит, стаскивая с себя на ходу комбинацию.

— Чего это она?

— В чем дело, Петрович?

— Ну это... одета легко. Не лето ведь.

— Может, у нее с телохранителем что?

— Ревнуешь, Цецилия?

— Да как вы можете, Базиль Модестович?

— Или состояние экономики нашей символизирует.

— Или — отход от догмы.

— Скорее — последнее.

— Все-таки — представляет народ.

— Трудящихся.

— Но не пролетариат.

— Крестьянство тогда.

— Н-да, кровь с молоком.

— Либо — интеллигенцию.

— Нашлась интеллигентка! (Взрываясь.) У-у-у, бесстыжая! Да в старые добрые времена я бы ее даже форинов доить в валютный бар не пустила! Она же и языков не знает! Только наш да местный. Интеллигентка! Я ей билет на «Лебединое» бесплатный предлагала. Так не пошла! Я бы ее... я бы ее... она даже Чехова не читала. Че-хо-ва!

— Ревнуешь, Цецилия. Матильда в партии с 17 лет. Дочь проверенных товарищей. В театр не пошла оттого, что работала сверхурочно. Доклад о сельскохозяйственной политике готовила.

— Я и говорю — кровь с молоком.

— Тем более — лебединая песнь. Говоря о сельском хозяйстве.

— Одно слово — Чайковский.

— Сен-Санс!

— Молодец, Цецилия.

— Да где там Сен-Сансу до Чайковского! У них даже и коллективизации не было.

— У лебедя, Петрович, шея — главное.

— Ноги. Вот хоть Цецилию спросить.

— Ну-с, господа министры, — голосуем?

— Голосуем, голосуем.

— А у нас, Базиль Модестович, зарплата изменится?

— Да, рискуем все-таки.

— Работа вредная.

— На атомной электростанции за это даже молочко дают.