В тех местах, где близки к людям небо и земля, ничего мы не забудем – ты и я. Обойдем поля, эфирной чистотой дыша, там, где скотий ангел мирный, тихая душа, рот целует шелковистый у коров... Посетим опять ветвистый мир лесов. Упираясь в дно речное с челнока, отплывем опять с тобою в никуда. Вновь впадет в закат дымящий, раскалясь, река... односложное, горящий, вновь воскликну – да: да – в пространства, мир дорожный, в будущее – да. Это только сон тревожный, это – никогда... Здесь, в камнях изгнанья, гнева – знай, до боли знай – только сниться может, Ева, обретенный рай.
200
Что в том, что тесно дышим, спим, живем – ты рядом, здесь и – нет тебя со мною... Ты наяву томишься древним сном – пустынной древнею тоскою. Мы думаем, что разорвали нить заклятий, в вечном вознесенных, и что любовь двух обнаженных жизней победой над веками может быть. Но вот, в крови твоей жила тоска – тоскою кровь густела в род из рода, потоком огненным лилась через века от каменистого исхода. И разрушаются ее огнем два сердца человеческих – два мiра; наш дом, трепещущий любви и мира, колеблется, неискупленный дом.
201
Испив изгнанья медленной отравы, несытый, падший, оскорбленный дух, я так хочу, где пахнут сладко травы, свой преклонить к земле и жизни слух. Но плоть земли закована в бетоны, пороховой гремит над жизнью гром. На камне люди высекли законы, из камня люди выстроили дом. И я, создавший это все, из рая сошедший в мiр скитальческих веков, напрасно, землю к небу призывая, бросаю в камни зерна вечных слов – от слова властной первозданной воли, ветхозаветной тайны мировой, до этой книжки маленькой о боли и о несытой радости земной...