Сочинения в двух томах

Всё им сказки говорила

Про русалок да князей.

Где слова тогда берутся!

И дрожит сама-то вся;

Дети так и разревутся,

И унять потом нельзя.

В снег — на улицу, и скачет!

А возьмут ее домой —

В угол спрячется и плачет...

Дом ей словно как чужой.

Всё бы в лес! Весною хлеба,

Круп с собою наберет,

Станет в поле, смотрит в небо,

Журавлей к себе зовет.

Мы видали, к ней станицей

Птица всякая летит,

И она ведь с каждой птицей

Особливо говорит...

Порча ль тут была от детства,

Или разум уж такой —

Все мы пробовали средства,

Да махнули и рукой.

И жила она немного.

Видим, нет уж в ней пути.

Что лечить тут? Против бога

Человеку не идти.

Докторов иных бы нужно —

Повести бы по мощам...

Ну, да летом недосужно —

Жатва, севы — знаешь сам!

Вот и вышло: летом стала

Пропадать она по дням.

Спросим: «Где ты пропадала?»

Вздор рассказывает нам —

Что была она далеко,

В неизвестных сторонах,

Где зимы нет, где высоко

Горы в самых небесах;

Что у моря там зеленый

Вечно лес растет; что там

Зреют желтые лимоны

По высоким деревам;

Что там город есть великий,

Где рабы со всяких стран;

Царь в том городе предикий

И гонитель христиан;

Что он травит их там львами,

Чтоб от веры отреклись;

Что их кровь течет ручьями —

А они всё не сдались;

Что там чудные чертоги,

Разноцветных храмов ряд,

Где всё мраморные боги

Лет две тысячи сидят;

Вавилонская царица

Там какая-то жила,

И языческая жрица

Сожжена огнем была;

Да безумная невеста...

Но всего не передать;

Есть ли где такое место,

Не могу тебе сказать...

Только видим — девка бредит!

Уверяет, что сама

В этот край совсем уедет,

Только вот придет зима.

Между тем прошла уж осень,

Дуня что-то всё молчит,

Целый день между двух сосен,

По дороге в лес, сидит.

Мать журила, запирали,

Да ничто неймется ей!

Раз ушла она; мы ждали —

Нет. Уж поздно. Мы за ней

Разослали по соседям —

Нет нигде! Дней пять прошло;

Как-то с сыном лесом едем:

Снег в лесу-то размело...

«Взглянь-ко, — говорю я, — Саша, —

А сама-то вся дрожу, —

Что там? Уж не Дуня ль наша?»

Так и есть, она!.. Гляжу —

К старой сосенке прижалась,

На ручонки прилегла,

И, голубушка, казалось,

Крепким сном она спала...

Я вот так тут и завыла!

Точно что оторвалось

От души-то... Горько было,

А могилку рыть пришлось...

После всё уж мы узнали:

К нам в соседство той весной

Граф с графиней приезжали

Из чужих краев домой.

У графини, видишь, деток

Был всего один сынок;

С нашей был он однолеток —

Так, пятнадцатый годок.

С ним-то наша и сошлася,

Да, как глупое дитя,

Всяких толков набралася

Про заморские края.

И когда графиня снова

Поднялася в свой вояж,

Никому не молвя слова,

Дуня вздумала туда ж!

Где же ей пройти лесами!

И большому мудрено,

Да зимой еще, снегами...

Так уж, видно, суждено.

Не жилось ей, знать, на свете...

Бог недолго жить дает

Юродивым: божьи дети —

Прямо в рай он их берет.

Без нее же запустенье

Стало вдруг в семье моей;

И хотя соображенья

Вовсе не было у ней,

Хоть пути в ней было мало

И вся жизнь ее был бред,

Без нее ж заметно стало,

Что души-то в доме нет...

   1853

РЫБНАЯ ЛОВЛЯ

Посвящается С. Т. Аксакову, Н. А. Майкову, А. Н. Островскому, И. А. Гончарову, С. С. Дудышкину, А. И. Халанскому и всем понимающим дело

Себя я помнить стал в деревне под Москвою.

Бывало, ввечеру поудить карасей

Отец пойдет на пруд, а двое нас, детей,

Сидим на берегу под елкою густою,

Добычу из ведра руками достаем

И шепотом о ней друг с другом речь ведем...

С летами за отцом по ручейкам пустынным

Мы стали странствовать... Теперь то время мне

Является всегда каким-то утром длинным,

Особым уголком в безвестной стороне,

Где вечная заря над головой струится,

Где в поле по росе мой след еще хранится...

В столицу приведен насильно точно я;

Как будто, всем чужой, сижу на чуждом пире,

И, кажется, опять я дома в божьем мире,

Когда лишь заберусь на бережок ручья,

Закину удочки, сижу в траве высокой...

Полдневный пышет жар — с зарей я поднялся, —

Откинешься на луг и смотришь в небеса,

И слушаешь стрекоз, покуда сон глубокой

Под теплый пар земли глаза мне не сомкнет...

О, чудный сон! душа бог знает где, далеко,

А ты во сне живешь, как всё вокруг живет...

Но близкие мои — увы! — всё горожане...

И странствовать в лесу, поднявшися с зарей,

Иль в лодке осенью сидеть в сыром тумане,

Иль мокнуть на дожде, иль печься в летний зной —

Им дико кажется, и всякий раз я знаю,

Что, если с вечера я лесы разверну

И новые крючки навязывать начну,

Я тем до глубины души их огорчаю;

И лица важные нередко страсть мою

Корят насмешками: «Грешно, мол, для поэта

Позабывать Парнас и огорчать семью».

Я с горя пробовал послушать их совета —

Напрасно!.. Вот вчера, чтоб только сон прогнать,

Пошел на озеро; смотрю — какая гладь!

Лесистых берегов обрывы и изгибы,

Как зеркалом, водой повторены. Везде

Полоски светлые от плещущейся рыбы

Иль ласточек, крылом коснувшихся к воде...

Смотрю — усач солдат сложил шинель на травку,

Сам до колен в воде и удит на булавку.

«Что, служба?» — крикнул я. «Пришли побаловать

Маленько», — говорит. «Нет, клев-то как, служивый?» —

«А клев-то? Да такой тут вышел стих счастливый,

Что в час-от на уху успели натаскать».