Что он народу кормил,
Ну да и сам жил царем...
В гости ль меня вывозил —
В золото, жемчуг, атлас,
Словно царицу, рядил,
Словно как вез на показ!
Серый лихой шестерик
Держат едва под уздцы...
Кучер был сила мужик!
И гайдуки молодцы!
И, как жила я за ним,
Тронуть меня уж не смей
Кто хоть бы словом худым:
Со свету сгонит — ей-ей!
Да, это был человек!..
Нынче и род уж не тот!
Нынче — не тот уж и век!
Мелкий пошел всё народ!..»
«Бабушка! — внучек прервал. —
Я от самих стариков
Часто про деда слыхал:
Он не совсем был таков!
Был он — надменный богач!
Жил — азиатским пашой;
Сам и судья, и палач,
Ночью езжал на разбой;
И в душегубстве не раз
Был по суду обвинен...
Правда, в то время у нас
Знатному что был закон!
Пьянство и ночью и днем!
В доме жил целый гарем!
Вы же — всю жизнь под замком
В страхе дрожали меж тем.
Вас-то он будто любил!
Боже мой! Он, как злодей,
Вашу всю жизнь загубил,
Вас загубил и детей!
Месяц иль два присмирев,
Первой-то страстной порой,
Ласков был с вами, как лев
С львицей своей молодой!
Ну, а как душу отвел...
Бабушка! сердце во мне
Рвется при мысли — что зол
Вынесли вы-то одне!
Верьте, люблю я, как мать,
Вас за страдальный ваш век...
Что ж от меня вам скрывать!
Дед был — дурной человек!..»
Бабка трясет головой,
Шепчет на речи его:
«Что говорить мне с тобой!
Ты не поймешь ничего!»
Вяжет старушка чулок,
Вяжет чулок и молчит,
И на засохший цветок
Нежно порою глядит —
Смотрит на бабушку внук...
Он изумлен, что у ней
Слезы закапали вдруг
Тихо из тусклых очей...
В жизни дитя — не умел
Сердце еще он понять!
Он испытать не успел,
Как оно может прощать!
Как из-за прошлых скорбей,
Их разгоняя, что тьму,
Сладкий лишь миг всё ясней
Издали светит ему;
И, как святой идеал,
Образ рисует того,
Кто это сердце терзал,
Кто так измучил его!..
1857
УПРАЗДНЕННЫЙ МОНАСТЫРЬ
Давно в тумане предо мной,
Блестящей точкою горя,
То над леском, то над горой
Светился крест монастыря.
И вдруг — обрыв! И вот — река
В тени высоких берегов
Бежит, подернута слегка
Отливом красных облаков.
И на откосе меловом
Открылась старая стена
С безглавой башней, как огнем,
Закатом дня озарена.
Прохлада веет над рекой,
Струясь за резвым ветерком,
И тихо движется со мной
Неповоротливый паром.
Вот монастырь... Следы ль осад,
Пищалей, приступов к стенам,
В кирпичных грудах что лежат,
Поросши лесом, здесь и там?..
Лампада у ворот горит
Пред полинялым образком;
Монах, седой старик, сидит
У кружки под двойным замком,
Сидит и смотрит, как ползут
Мои лошадки по горе...
«Что, отче честный, есть ли тут
Что посмотреть в монастыре?»
«А посмотри! Запрету нет!
Что есть — увидишь, — молвил он
Да что смотреть-то! Сколько лет,
Как монастырь уж упразднен.
Святыню вывезли... Живем
Мы вот одни давненько тут
С отцом Паисием и ждем,
Аль нас куда переведут,
Аль здесь помрем... Я вот с ногой
Изныл. Ломота извела.
Лечился летось у одной
Старушки: нет, не помогла!
Войди в калитку-то, смотри!» —
Мне указал на дверь старик,
А сам спешил в лучах зари
Еще погреться хоть бы миг.
Бедняк! Едва ль не прав был он!
Смотреть не много было, нет!
Кой-где следы витых колонн,
Письма и позолоты след.
Все церкви в землю повросли,
Кругом забиты двери их...
Зато, что кудри, до земли
Висели ветви ив густых...
А дом, где кельи, — как скелет,
За бледной зеленью стоит,
И в острых окнах стекол нет,
И грустно мрак из них глядит...
Лишь бродит вкруг голодный кот,
Над ним, несясь стрелы быстрей,
Кружатся ласточки, вразброд
Гуляет стая голубей, —
Всё тихо валится кругом...
Еще пройдет немного лет,
И стены продадут на слом,
И старины пройдет и след...
Смотреть не много... Что ж из них,
Из этих камней говорит
Моей душе? И шаг мой тих,
И сердце так в груди стучит?
Святыню вывезли... Но нет,
Не всю!.. Нет, чувствую, живут
Мольбы и слезы, столько лет
От сердца лившиеся тут!
Я живо вижу, как сюда
Пришел спасаться муж святой
В те времена еще, когда
Кругом шумел здесь бор густой
И, вековым объята сном,
Вся эта дикая страна
Казалась людям — волшебством
И чародействами полна.
И келью сам в горе иссек,
И жил пустынным житием
В той келье божий человек,
На козни беса глух и нем.
И, что свеча в ночи горит,
Он в этом мраке просиял,
Учил народ, устроил скит,
И утешал, и просвещал...
И вот — вкруг валятся леса!
И монастырь здесь восстает...
Над гробом старца чудеса
Пошли твориться... И растет
За храмом храм, встает стена,
Встает гостиниц длинный ряд,
И в погреба течет казна,
И всюду труд, и всюду лад!
Идут обозы вдоль горы;
Хлопочет келарь, казначей...
Варят меды, творят пиры,
Всечасно братья ждет гостей...
А эти гости — то князья,
В Орду идущие с казной...
То их княгини, их семья,
В разлуке плачущие злой...
И черный люд, безвестный люд
Со всей Руси идет, бредет...
В грехах все каяться идут —
Да страшный гнев свой бог уймет.
Идут — с пожарищ, с поля битв,
Ища исходу хоть слезам
Под чтенье сладостных молитв,
Под пенье ангельское там...
И в темных маленьких церквах
Душистый воск горит, как жар,
Пред образами в жемчугах —
Сердец скорбящих чистый дар...
Вот едет новый караван...
Полумонашеская рать...
И раззолоченный рыдван...
С крестами клир идет встречать.
С потухшим оком, бледен, худ,
Выходит, думой обуян,
Здесь панихидой кончить суд,
Кровавый суд свой, царь Иван...