Сочинения. Воспоминания. Письма

Но так поступают только неопытные. Опытные знатоки, не моргнув глазом, пользуясь некультурностью толкучников, дают копейку за вещь, стоящую рубли. Я видел, как объектив Цейса, правда, пострадавший от соседства с ржавым железом, но стоивший 200 рублей, был куплен за два рубля.

Золотые, серебряные и бриллиантовые вещи совершенно исчезли с толчка, остались одни ржавые гвозди и флакончики от лекарств. Толчок умирает. Когда-то на толчке можно было приобрести хорошие, редкие книги, но теперь и книг нет, остались одни приложения к «Родине» и «Ниве», которые продают за четыре рубля за пуд. Жизнь убивает толчок.

Но иногда можно встретить на толчке настоящую нужду, когда человек, большей частью женщина, тащит из-за крайней нужды последнее, что еще имеет цену. Вот тут-то толчок встает во всей своей красоте многоглазого тарантула. Тут общество толкучников применяет все способы, чтобы обобрать нуждающегося. Вот почему следовало бы подумать об открытии ссудной кассы или ломбарда, тогда толкучка, живущая еще ловлей и обиранием нуждающихся, была бы обречена на верную гибель.

1927

Текст печатается по: газ. «Рабочий путь», Омск, 1927, 31 июля.

Митькин заработок

Каждый вечер десятки мальчишек, получив из киоска пачки газет, бежали к нейтральным улицам, где больше движения, и кричали:

– Взрыв бомб во Франции и Соединенных Штатах! Английский десанте Нанкине, перспективы развития местной промышленности…

В вечерней тишине детские голоса звучали особенно звонко.

Митька считал ниже своего достоинства бежать и зазывать покупателя. Он шел медленно, важно и на публику не обращал внимания, и каждый, кто видел Митьку с газетами, вынимал кошелек и покупал газету. Каждому казалось, что Митька продает очень важные и нужные для них сведения, такие важные и необходимые, о которых нельзя кричать громко.

Митька продавал газет в несколько раз больше, чем его товарищи, и весь заработок отдавал своей матери и этим гордился, так как считал себя кормильцем семьи. Отец Митьки редко находился в трезвом состоянии, и в особенно исключительных случаях, когда мысли его не были пьяны, отец говорил Митьке:

– Молодец ты у меня, Митька! Помогать надо матери, мать-то у тебя несчастная, сколько горя перенесла от меня, окаянного, а ты у меня не в отца пошел. Я вот все из дома на барахолку тащу, а ты, можно сказать, – наш кормилец…

К удивлению Митьки мать становилась грустной, потом, тихо всхлипывая, начинала плакать, и не мог узнать Митька, о чем плачет мать.

Вечером Митька читал своей матери газеты, мать слушала внимательно, и тогда Митька спрашивал:

– Ну что, мама, интересно?

– Очень интересно, а то кто бы покупал, и денег у нас не было бы, а…

Митька был гордостью матери. Она покупала ему конфеты, укладывала своего кормильца в кроватку с чистой простыней и подушкой и усыпляла проголосными песнями.

Митька иногда вскакивал ночью с кровати и испуганным, дрожащим, тоскливым, страдающим голосом кричал:

– Гарри Пиль, Дуглас Фэрбенкс, Харт, «Всадник с гор», автомобиль летит в пропасть…

Жмурился заспанными глазенками на свет лампы, и тогда мать брала его на руки, с любовью целовала и утешала:

– Очухайся, Митька!

– Боюсь, мама.

– Ты, Митька, не бойся, нечего бояться – очухайся.

И мать начинала говорить свои мечты.

– Ты, Митька, не знаешь, я деньги-то ведь коплю, ты только отцу ничего не сказывай, выбьет тогда он у меня их кулачищами. Вот подкопим мы деньги, уедем из этого города-муравейника в свою деревню родную, да и хозяйство все как следует оборудуем. Вырастешь, сеять хлеб будем по двадцать три десятины.

А вечером Митька важно шел с пачкой газет.

У Митьки были подражатели, но у подражателей ничего не выходило. И вот маленькие продавцы газет решили проучить Митьку, а за что – неизвестно. Нашли двух лжесвидетелей, которые видели, что Митька ограбил спящую Проньку, и требовали вернуть три рубля. Митька отрицал свою вину и говорил, что Пронька проела свои деньги на леденцах, а теперь нюни распустила. «У меня столько денег, что я не знаю, куда их девать, а вы убирайтесь от меня к черту!»

Воинственно настроенные ребятишки набросились на Митьку и стали бить. Митька кричал, звал на помощь и неожиданно притих; ребятишки разбежались, и только осталась одна Пронька.

– Встань, Митька, они ушли, а меня прости, я деньги на ирисах проела.

Митька не вставал, и струйка крови текла изо рта.

Митьку увезли в больницу. У него было сломано ребро, нос и вышиблены три зуба.

Митька стонал:

– Мне холодно здесь, мама. Разве можно натопить такие большущие комнаты? Ты, мать, принеси-ка мне газеты – надо почитать, что там обо мне написано.

– Да кто о тебе писать-то будет?

– А ты чего, мать, шутки шутишь? Репортеры, они все знают и напишут о том, как избили зря Митьку и как он в больнице лежит.

– Ну кто о тебе писать будет!

Принесла мать пачку газет, но ничего не нашел там о себе Митька.

Выздоровел Митька, выписался из больницы, только воздуха было мало, дышать трудно, во рту горчило, и грудь болела.