Союз 17 октября. Политический класс России. Взлет и падение

Они были сторонниками тесного взаимодействия с правительством П. А. Столыпина, способствуя корректировке важнейших реформ: в области аграрного, финансового законодательства, в сфере народного просвещения. В частности, многие октябристы настаивали на ограничении применения исключительного положения. Многие губернии, уезды, города Российской империи были переведены на положение усиленной и чрезвычайной охраны. Там местным властям были предоставлены особые полномочия. «Неблагонадежных лиц» можно было ссылать без решения суда, административным порядком; передавать дела в военные суды; приостанавливать издание газет и журналов и т. д. Фракция доказывала необходимость изменений Правил 8 марта 1906 года. Также «Союз 17 октября» выступал против необоснованного повышения налогообложения, а также его неравномерного географического распределения. По словам А. И. Гучкова, сказанным на III съезде октябристов 4 октября 1909 года,

не осталось ни одного темного уголка правительственной деятельности, который не был бы беспощадно и ярко освещен представителями нашей партии. И мы боролись не только с правительством: рядом с правительством и над ним мы указали наличность вредных темных сил, очень влиятельных и безответственных.

Это скорее формальная сторона дела. Пожалуй, интереснее то, что главу правительства, министров, прочих чиновников ведомств и представителей депутатского корпуса связывали отнюдь не только формальные отношения. Видимо, не стоит в данном случае специально говорить о межличностных связях, сложившихся задолго до учреждения Государственной Думы: разумеется, они имели место, о чем не раз было сказано. Важно то, что с 1906 года они заметно интенсифицировались. Усилиями властей возникали новые площадки обсуждения актуальных вопросов текущей политики: это официальные и неофициальные приемы, «чашки чая», рауты, на которые приглашались и депутаты Думы, и члены Государственного совета. В высшей степени показательно, что в столыпинские годы сложился особый стиль поведения руководителей ведомств, которые принимали депутатов без промедления. Губернаторы скучали в приемной, в то время как народные избранники лоббировали свои или чьи-то интересы в кабинете министра.

К 1909 году романтический этап во взаимоотношениях октябристов и правительства закончился. П. А. Столыпин остро реагировал на октябристские метаморфозы. 17 октября 1909 года он объяснял графу А. А. Уварову:

Со стороны центра такое полевение не могу иначе назвать как политиканством и притом невысокого качества, недостойным серьезных государственных людей. Следовательно, я могу относиться к полевению не иначе как к весьма отрицательному и нежелательному явлению. То обстоятельство, что из‐за новой линии центра кабинет явно разошелся с сим последним, оставшись благодаря этому без поддержки большинства, мало огорчает его. Если даже допустить, что его сейчас нет, то из этого следует лишь одно: оно должно быть и, вероятно, будет. Наконец, правительство не может огорчаться полевением октябристов и потому еще, что оно-то, правительство, – не октябристы. Если оно и опиралось на октябристское большинство в Государственной думе, то не потому, что правительство исповедовало октябристскую программу, а потому что взгляды его и октябристов по тому или другому вопросу случайно совпадали.

Столыпин был прав. Речь шла о практически случайном совпадении. Правительство не создало партию октябристов. Они выросли как союз на подготовленной почве земской России. Они не хотели, да и не могли подлаживаться под менявшиеся настроения властей. У октябристов была своя повестка, которую при всем желании не получалось произвольно менять, так как они представляли требовательного, настойчивого и довольно влиятельного избирателя, заседавшего преимущественно в земстве.