Привычно объяснять разлад во взаимоотношениях октябристов и кабинета министров новым этапом военного строительства в России. Действительно, взгляды на сей счет в Думе и в различных ведомствах существенно отличались. И все же с формальной точки зрения к 1909 году немногое изменилось. Правительственная или партийная риторика не подлежала ревизии. Депутатов принимали и выслушивали. Министры выступали с трибуны Таврического дворца. И все же в 1909 году произошел заметный сбой в работе третьеиюньской системы, когда случился кризис в связи с утверждением (а потом и неутверждением) штатов Морского генерального штаба. После такой встряски акции Столыпина пошли вниз. Его встречи с царем стали заметно более редкими. Коридор возможностей стал уже. Изменились не октябристы. Изменились предлагаемые обстоятельства. Дума, изначально готовая к конструктивному диалогу, стала неожиданно для себя своенравной и конфликтной.
Порой история делает тихие развороты, однако масштабные по своим последствиям. Они чаще всего незаметны для мирного обывателя. Эхо «тихих лет» дает о себе знать не сразу, а спустя годы. Это относится и к 1909 году. И дело не только в политическом кризисе. В этот как будто бы спокойный, в чем-то даже скучный год проявлялись новые настроения, яркими выразителями которых стали, например, авторы сборника «Вехи». Они говорили об усталости от прежней политики, об изношенности привычной партийной повестки, о необходимости переформатирования политических, общественных, правовых институтов. В сущности, ими ставился вопрос о несоответствии ритма политической и общественной жизни. Последняя сама собой перестраивалась, в то время как партийная сфера держалась за наследие Первой революции. Авторы из круга П. Б. Струве сказали об этом смело и громко, но они не открыли Америку. Об этом говорили многие представители «мыслящей России» того времени.
Политическая система Российской империи развивалась от кризиса к кризису. Она менялась, приноравливаясь к обстоятельствам. Такого рода вызов всегда был испытанием для всех участников политического процесса. Принятие в марте 1911 года закона о земствах в западных губерниях (на территории Правобережной Украины) в порядке чрезвычайно-указного права поставило под вопрос саму возможность делового сотрудничества октябристской фракции с правительством.
Согласно воспоминаниям октябриста Н. В. Савича, этот проект был внесен в Думу по инициативе депутатов фракции октябристов. Савичу стало известно о приеме императором националистов. Последние просили царя содействовать изменению системы выборов в Государственный совет от Западного края, который делегировал в Мариинский дворец преимущественно польских помещиков. Николай II благосклонно отнесся к пожеланию депутатов и обещал, что следующие выборы пройдут по другому закону. Савич был убежден, что аудиенция не могла состояться без ведома Столыпина, который таким образом готовил почву для преобразований. В подтверждение этому вскоре в Думу было внесено предложение продлить полномочия членов Государственного совета от западных губерний, что давало бы правительству время для коррекции избирательного законодательства. Член «звездной палаты», видный киевский общественный деятель, отчим В. В. Шульгина Д. И. Пихно внес законопроект об изменении порядка выборов в Государственный совет от юго-западных (украинских) и северо-западных (белорусских и литовских) губерний. Желая перехватить инициативу, октябристы в значительной мере усилиями председателя комиссии по законодательным предположениям Н. И. Антонова отклонили этот проект на самом раннем этапе его обсуждения.
Столыпин безуспешно убеждал октябристов пойти на уступки. Те, в свою очередь, напоминали премьеру о том, что самый логичный путь по изменению избирательного законодательства предполагал учреждение земства, которого там не было. Глава правительства категорически возражал, считая, что в органах местного самоуправления Западного края будут неизбежно доминировать польские помещики, а сами земства станут орудием полонизации местного населения. В ответ на это бюро «Союза 17 октября» предложило организовать земские избирательные курии по национальному признаку, что исключило бы польскую гегемонию. Столыпин долгое время отказывался признавать эту идею. Однако в итоге его удалось убедить.