Разделавшись с враждебными им аристократами и жрецами, зелоты овладели Храмом. Затем произошло знаменательное событие, в связи с которым зелоты предстают перед нами в более выгодном свете, чему Иосифа Флавия. Низложив верховного жреца, они приступили к избранию нового при помощи древнего обычая — бросания жребия. Этот библейский обычай избрания лиц на высшие храмовые должности путем поисков случайного проявления воли всевышнего давно уже уступил место более прямым методам: сначала выгодные местечки раз-давались правящей верхушкой, а затем просто переходили по наследству. Оба метода считались незаконными. Ессеи внутри своей общины неизменно следовали традиционному обычаю, предписанному законом, как, впрочем, и иудейско-христианские общины в ранний период своего существования (Деяния I, 26; DSS, 145). И вот теперь Иоанн и зелоты сумели доказать, что они тоже почитают закон гораздо больше, нежели его официальные толкователи, занимавшиеся этим на протяжении двух предшествующих веков.
Жрецы предприняли последнюю отчаянную попытку захватить власть, и гражданская война разгорелась с новой силой. Иоанн обратился за помощью к идумеям, мужественному южному народу, из которого вышел род Ирода. Тотчас же из Хеврона бросились они на подмогу Иоанну; видимо, вождь зелотов пользовался уже популярностью в южной Палестине (Иоанн, как подозревают, притязал на роль мессии, и, уж конечно, он не первый «галилеянин» на этом пути). Так или иначе, он вскоре вновь прочно утвердился в Иерусалиме, и в его руках оказался Храм и его Сокровищница. Теперь наконец он мог подготовиться к неизбежной осаде; ожидали, что на горе Скопус, севернее города, со дня на день засверкают первые римские доспехи, и, вероятно, именно весной 68 года н. э. зелоты приняли решение о немедленном укрытии храмовых сокровищ, сосудов и десятин: ни один священный предмет не должен был попасть в руки неиудеев, и каждый из них, пока еще оставалось время, следовало уберечь от незаконного, в глазах религии, использования в будущем теми иудеями, которые уцелеют в надвигающейся катастрофе.
Ни Иоанн, ни его друзья не знали, что Веспасиан именно в это время вел споры со своими военачальниками, возражая против их намерения сразу же атаковать самый центр восстания. Более дальновидный, как выяснилось впоследствии, главнокомандующий полагал необходимым еще до нанесения решающего удара отрезать все пути отступления, любой ценой воспрепятствовать уходу Иоанна в пустыню, где, избегая открытого сражения, он мог годами вести партизанскую войну. Недооценка подобной стратегии шестьюдесятью годами позже, во время Второго иудейского восстания, обрекла римские армии в Палестине на трехлетние страдания.
Затем Иоанн приводит в состояние боевой готовности внешние оборонительные посты. Юго-восточнее города, на западном берегу Мертвого моря, возвышалась огромная сложенная из камней крепость Масада. Она находилась в руках зелотов с самого первого года восстания (ИВ II, 17, 2; § 408), и с того же времени гарнизон ее содержался за счет поборов с прилегающих селений. Отныне отсюда предпринимаются с каждым разом все более дерзкие набеги и на отдаленные города и селения. Флавий объясняет эту тактику зелотов отсрочкой наступления римлян на Иерусалим. Кое в чем он, по-видимому, прав, однако эти набеги надлежит, видимо, рассматривать не сами по себе, а как часть общего стратегического плана. После каждого набега мелкие группы объединялись со сравнительно крупными отрядами и сообща нападали на более важные и лучше укрепленные поселения. Всеми операциями руководил, очевидно, штаб восстания в Иерусалиме (предположение в высшей степени правдоподобное). Частью плана являлся, вероятно, и сбор провианта и средств для ведения войны — ведь петля окружения стягивалась вокруг центра восстания все туже. И Иоанн должен, был быть уверен: защитники внешних оборонительных постов имеют все необходимое, чтобы задержать врага. Описывая набеги зелотов, Флавий приводит одну подробность, весьма интересную и важную для обоснования нашей точки зрения. Среди поселений, ставших жертвой набегов, были, говорит он, и «святые места»