Сокровища музея Андрея Рублёва

Михайлица зацепила его и подаёт на ухвате, а Севастьян обернул ручку тряпкою, поплевал на утюг, да как дёрнет им по шляпному обрывку!…От разу с этого войлока смрад повалил, а изограф ещё раз, да ещё им трёт и враз охватывает. Рука у него просто как молонья летает, и дым от поярка уже столбом валит, а Севастьян, знай печёт: одной рукой поярочек помалу поворачивает, а другою – утюгом действует, и всё от разу неспешнее, да сильнее налегает, и вдруг отбросил и утюг и поярок и поднял к свету икону, а печати как не бывало: крепкая строгановская олифа выдержала, и сургуч весь свёлся, только чуть как будто красноогненная роса осталась на лике, но зато светлобожественный лик весь виден…

Тут кто молится, кто плачет, кто руки изографу лезет целовать…»

Время сдвинуло с «мёртвой точки» отношение общества к истории церковного искусства и в целом к истории Русской церкви. «Период забвения» и гонений великого иконописного наследия средневековой Руси и России уходил в прошлое. Из-под спуда: с загаженных птицами, запылённых чердаков, из мрачных подвалов, грязных сараев, складов, сырых казематов были выведены на свет Божий и освобождены тысячи и десятки тысяч «бывших», «репрессированных» в 1920–1930-е годы, «чёрных досок», «атрибутов мракобесия», «предметов церковного культа». Отныне после своего «освобождения из заточения», «распечатленные и распечатанные ангелы и святые» получили статус законных персонажей произведений древнерусской живописи. Но это стало только началом советского «поклонения» иконам. Поклонения, как неким чудесным идолам древности и Средневековья, носителям утраченного древнего духа величия и царствования. «Иконопочитание» же было еще далеко впереди. Но первоочередная роль, начало этого великого дела принадлежало директору и специалистам музея имени Андрея Рублёва.

Тогда впервые советские люди – «трудящиеся» свободно заговорили о ценностях иконописного искусства, и с удивлением узнали, что на чёрных рынках, на аукционах «свободного мира» эти памятники (их русское наследие) продаются и покупаются за баснословные деньги. Подавляющая часть советской общественности, за исключением очень малой части старых специалистов и учёных с дореволюционным опытом и стажем работы, вдруг к удивлению своему узрела, «от какого наследства она отказывалась», и каким великим наследием она обладает.

В упомянутой повести Н.С. Лескова небольшая старообрядческая община смогла «распечатлеть» и «спасти» лишь одну драгоценную икону «ангельского чина». И этот сюжет стал главным в одной из самых редких мистических и лирических повестей указанного автора. Представим ситуацию, когда хороший художник слова, равный по рангу Н.С. Лескову, имел бы материал о создании музея икон имени Андрея Рублёва. Тогда какое художественное произведение могло бы родиться под его пером? Видится, что о подвиге малой когорты подвижников и ревнителей – специалистов МиАР, спасших сотни и тысячи шедевров русской иконописи в 1950–1960-е годы, можно было бы написать художественно-исторический роман-эпопею.

Глава 6 Характеристика коллекций музея, сложившихся в период его становления и на рубеже веков

Со второй половины 1960-х годов новые сотрудники музея всё чаще переключались и на работу, связанную с научной экспертизой памятников и научно-исследовательскими работами теоретического характера, результаты которых выдавались в виде научных аннотаций. Материалы музейного архива позволяют выявить лишь самые ранние поступления памятников иконописи в собрание МиАР, поскольку данные материалы и по настоящий день являются рабочей документацией и «профессиональной тайной» музея. Однако материалы архива и поступлений основного фонда, хранящиеся в музее, представляют для исследователя довольно объемный материал по сверке сведений о поступавших памятниках с материалами о памятниках, отобранных на хранение. Но это тема особого, специального исследования. Настоящая работа призвана осветить лишь наиболее общие вопросы комплектования музейного собрания икон и других коллекций.