А вот ещё одно свидетельство чуда при вскрытии захоронения:
«Уважаемая комиссия! Пишет Вам монахиня Евфросиния из Ростова Великого, бывшая Наталья Павловна Пичугина. В Центральном музее древнерусской культуры и искусства им. Рублёва я была зачислена на должность смотрителя с июля 1991 г. по июль 1997 г. многие из музейных меня помнят и знают. Послушания несла у протоиерея отца Вячеслава… каждое утро с 9.00. открывала двери любимого храма “Cпаса Нерукотворного Образа”, и поражалась удивительным, неземным каким-то тяжёлым, стелящимся, превосходящим все земные запахи – ароматом. Потом аромат исчезал, чтобы возникнуть опять. Удивлению моему и сейчас нет конца!..
Он возник, когда начался раскоп. Однажды вечером, уже после семи часов началась суета, замелькали учёные люди, входящие в алтарь, зажгли прожекторы. Нас попросили читать Псалтырь. Через некоторое время, набежала первая волна чудного запаха. Сердце охватило умиление, слёзы хлынули ручьём. Невозможно поверить!
Весь храм наполнился дивным, не земным, божественным ароматом! Он находил какими-то волнами… Мы плача радостно обнялись – у нас в храме великая святыня! Божественный аромат уже никуда не исчезал… Чему я свидетель.
Мать Евфросиния Пичугина 3 июня 2008 г.»
Отметим, что сохраняются и другие письменные свидетельства обретения в раскопе благоухающих иноческих останков. Таким образом, в ходе археологического обследования в марте 1993 года под алтарной частью древнейшего собора Москвы было вскрыто захоронение 3-х иноков, которое явно свидетельствовали о святости погребённых и о примерном времени захоронения, относящегося явно к концу XIV – первой четверти XV столетий. (Наличие дубовых колод – явное свидетельство эпохи до середины XV века). В захоронении были найдены и иные артефакты церковного характера, свидетельствующие о том, что это погребение указанного времени.
Однако дальнейшая судьба, обнаруженных артефактов и раскопа на долгие годы оказалась очень сложной, неопределённой. Археолога от музея О.Г. Ульянова беспокоили в этом вопросе, прежде всего, дубовые колоды, которые он требовал законсервировать, а также сохранение «культурного слоя» в шурфе под алтарной частью. Все просьбы отца-настоятеля, приходской общины он игнорировал. Надолго пропадая из поля зрения, не входя ни с кем в контакт, он предпочитал «не оглашать научную тайну» и не распространять информацию об открытиях в раскопе под алтарной частью древнейшего собора Москвы. Сохраняя над этим покров таинственности, археолог О.Г. Ульянов, стремился извлечь пользу из участия в том открытии и преследовал свои «научные интересы».
Между тем главными вопросами на тот момент стали атрибуция иноческих останков и состояние раскопа. Точнее перед музеем и общиной встал вопрос, может ли раскоп алтарной части повлиять на состояние всего собора, прежде всего, на его несущую архитектурную конструкцию.
Прикомандированный по соглашению с Московской Патриархией контролировать ситуацию с раскопом ст. научный сотрудник РАН С.А. Беляев
В июле-августе 1993 года раскоп был увеличен на всю ширину центральной апсиды и приобрёл те размеры, в которых он сохраняется до настоящего времени. Судьба раскопа и артефактов повисла в воздухе. Началась длительная и бесполезная переписка по этому вопросу. Между тем, иноческие останки и другие артефакты, прикрытые плотной целлофановой плёнкой, сырели и покрывались налётом плесени.
Следующий 1994 год начался для музея и прихода знаменательным событием. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II посетил Спасский собор и раскоп 4 января. А накануне этого визита, 2 января, в раскопе было обнаружено ещё одно, четвёртое по счёту погребение – дощатая гробовина, по своему расположению и виду синхронизированнае с обретённым первым. Таким образом, к этому времени под алтарём собора были обретены две пары захоронений, характер которых явственно свидетельствовал об их связи между собой, так и с самим собором. Второе и четвёртое захоронения – в гробовинах в виде двух долблёных из цельного дерева колод. Причём