Сокровище Картахены. Береговое братство. Морские титаны

– Я хочу, чтобы он жизнью искупал свои преступления, чтобы каждый его день был постоянной скорбью, без облегчения, без надежды. Он богат – я превращу его в бедняка. У него много друзей-льстецов – я оставлю его одного, с глазу на глаз с его злодеяниями. Когда Панама будет в нашей власти, дон Хесус Ордоньес, лишенный всего своего достояния, отправится на принадлежащей мне каравелле в Индийский океан и будет высажен на пустынном острове. Но так как я хочу, чтобы он остался жив и действительно искупил свои злодеяния, то его снабдят съестными припасами, орудиями труда и семенами – словом, всем необходимым, чтобы самостоятельно поддерживать свое жалкое существование. Потом каравелла уйдет, и этот человек, или скорее чудовище в человеческом образе, исключенное из списка живых, останется один перед лицом Бога. Надежда покинет его. Но, как трус, который более всего боится смерти, он станет жить почти против собственной воли, побуждаемый одним только инстинктом самосохранения и проклиная ежеминутно свое существование, прервать которое, чтобы положить конец мукам, у него не хватит ни сил, ни духу… Как видите, отец Санчес, – прибавил Лоран с горечью, – я руководствуюсь вашими словами, более не мщу, но караю.

– Быть может, милосерднее было бы с вашей стороны, сын мой, вонзить ему кинжал в сердце?

– Судья вершит правосудие, палач исполняет приговор. Я не хочу быть палачом этого человека, не хочу пачкать руки в его крови.

– Но вы становитесь его судьей и произносите над ним приговор, тогда как намерены жениться на его дочери!

– Ошибаетесь, отец Санчес, не я буду судить его: Береговое братство управляется грозными и неумолимыми законами, в основе которых лежит самый справедливый: око за око, зуб за зуб. Суд, состоящий из главных членов нашего товарищества, имеет обязанностью блюсти правосудие между нами. Этот суд исполняет свой долг везде: в море и пустыне, под открытым небом, в глубине лесов и в подземельях, в городах и деревушках – словом, где бы ни нуждались в его справедливом решении. Тогда члены его собираются, выслушивают жалобы, по совести взвешивают изложенные перед ними факты и оправдывают или осуждают обвиняемого, не поддаваясь никакому постороннему влиянию, а руководствуясь только тем, что им кажется справедливым. Эти приговоры неизменны.

Отец Санчес молчал с минуту в задумчивости, потом поднял голову и с грустной улыбкой произнес:

– Вы влюблены в донью Флору и хотите на ней жениться. Разумеется, вы отстраняете от себя неблагоприятную тень, которую бросил бы на вас в глазах любимой девушки приговор, произнесенный вами над ее отцом. Но это всего лишь уловка, и вы обманываете себя, дитя мое: страшная ответственность в любом случае падет только на вас.

– На меня, отец Санчес? Но какую тень может бросить на меня это дело, желал бы я знать?

– Вы не будете в нем судьей, я согласен с этим, не будете палачом, допускаю и это, но…

– Но что? Договаривайте, отец мой!

– Вы будете доносчиком. Ваша роль еще менее благородная из всех, что бы вы ни говорили. Это роль человека, который мстит.

– У вас железная логика, отец Санчес, – возразил, улыбаясь, молодой человек, – беседовать с вами одно удовольствие.

– Напрасно вы уклоняетесь от вопроса, сын мой. Шутка – еще не ответ.

– Разумеется, нет. И я не уклоняюсь от предмета разговора, клянусь вам… Это последний ваш довод, отец мой?

– Последний – и вместе с тем неотразимый. Я посмотрю, как вы опровергнете его.

– Не торопитесь, отец Санчес, – возразил молодой человек, – разве вы забыли? Ведь я сказал вам, что ваши слова оказали на меня большое влияние и я много раз взвешивал их в уме?

– Очень хорошо помню, но это не ответ, сын мой. И я заключаю, что вы признаёте себя побежденным… Ваше здоровье, граф, и послушайтесь меня, предоставьте Богу наказать виновного.

С минуту молодой человек всматривался в игру вина, приподняв свой стакан к свету, потом залпом осушил его и медленно опустил на стол.

– Не торопитесь с заключением, отец мой, – сказал он, улыбаясь, – а главное, не провозглашайте громкой победы… Никогда еще вы не бывали ближе к полному поражению.

– О-о! И в чем же оно?

– Если я представлю вам убедительный довод, признаете ли вы мою правоту?

– Даю честное слово, сын мой. Но и вы со своей стороны обещайте: если доводы ваши окажутся неубедительными, откажетесь ли вы от вашей мести?

– Гм! Вы быстро шагаете, отец Санчес. Что ж, я согласен, даю вам слово! Видите, как я уважаю вас и как высоко ценю ваши советы и просьбы.

– Я признаю это и благодарен вам, сын мой. Говорите, мне любопытно услышать то, что должно сокрушить в пух и прах доводы, представленные мной.

Отец Санчес прикидывался спокойным, но в душе он трепетал: убежденность молодого человека в собственной правоте пугала его.