Читаем Сокрушение тьмы полностью

— Славяне-е! — кричал Залывин. — Лупи их в хвост и в гриву! Саврасов! Обходи спра-ава-а!

Длинный, нескладный Зеленчук уже успел где-то подобрать ручной пулемет с банкообразными дисками по бокам и теперь лупил из него длинными очередями. Немцы, однако, опомнились быстро, залегли у второго дома. Залывин тоже враз оценил обстановку, заставил окриком всех попрятаться за валуны. Их было здесь много, гораздо больше, чем деревьев. Началась азартная, одуряющая разум перестрелка. «А ведь немцев-то много, — обожгла Залывина запоздалая мысль. — Нас меньше, пожалуй, раз в пять. Кажется, влипли крепко». Но еще была надежда, что вот сейчас, где-то совсем скоро подоспеет Самохин или Нечаев.

Неподалеку от Залывина, чуть впереди, за камнем, Саврасов набивал патронами пустой рожок. Он запускал в карман руку и вытаскивал оттуда горсть продолговатых латунных орешков и большим пальцем вдавливал их под упор.

Слева за деревьями раздались очереди. Саврасов посмотрел туда, полапал себя по поясу, где висели гранаты, крикнул Залывину:

— Лейтенант! Немцы обходят! Давай принимай решение.

— Отходить будем?

— Придется отойти!

Веер пуль лег под валун, за которым лежал Залывин, расплескал но сторонам налитый водою снег. Но немцы пока особенно не напирали и на рожон не лезли. С десяток их то там, то здесь валялось вокруг дома: все те, кого удалось застигнуть врасплох, некоторые лежали без сапог, в нательных рубашках. Но эти были уже не страшны, этих уже успокоили, и они лежали теперь смирно, не шевелясь. Один, правда, попробовал ползти, но Финкель, прячась за валуном, воткнув в снег изогнутый рожок автомата, прицелился и выпустил в босые, розовые ступни ползущего короткую, в три патрона, очередь. Немец посучил ногами и тоже послушно затих.

Слева опять раздалась грубая очередь «шмайссера», рядом другая. Немцы просачивались в лес, отрезая пути отхода, и тогда Залывин, с трудом отрывая себя от мерзкой холодящей мокрети снега, подал команду:

— Всем отходить за дом! Зеленчук! Прикрой…

18

Будка, напоминавшая будку пасечника, осталась слева, их оттеснили вправо. Пока вроде все были целы, слегка лишь ранило Финкеля: пуля прошла под мышкой и вырвала на руке клок кожи. Каримов перебинтовал ему рану прямо поверх гимнастерки.

— Ярай, якши! — сказал он по-татарски, похвалив свою работу. — Теперь ты у нас будешь вместо комендантского патруля.

Белоголовый Финкель (шапку он где-то уже потерял) молча усмехнулся, поправил повязку.

Разведчик Швыков подполз к Залывину, поднялся, лицо, мокрое и грязное от земли и тающего снега, было взволнованно.

— Лейтенант, к расщелине надо, иначе прижмут к обрыву…

— Сам вижу! — ответил Залывин. Впереди за валуном мелькнула немецкая каска, Швыков молниеносно кинул автомат влево, в лицо Залывину брызнули горячие гильзы. Он закрылся ладонью, договорил: — Бери своих ребят и пробивайся, а мы прикроем.

Швыков кинулся к соседнему валуну, щукой, плашмя, словно ловил на мелководье рыбу, упал в водянистый снег. Запоздалая очередь хлестнула над головой.

— Гриша! Григорий! — закричал он одному из разведчиков. — Отходи левее, к расщелине! Тимохин! Тоже за мной! Отползай! Отползай!

— Прикрыть разведчиков! — подал команду Залывин, первым запуская длинную очередь в те валуны, за которыми прятались немцы.

Мимо него пробежал Зеленчук, держа в одной руке пулемет, в другой аккуратную металлическую коробку. «Патроны», — догадался Залывин.

— Молодец! — бросил он ему вслед. — Прикрывай ребят, прикрывай!

Саврасов, Финкель, Каримов, другие бойцы открыли густой огонь. Немцы сразу примолкли. Только тот, в которого ударил Швыков, лежал уже сбоку камня. «А ловко он его срезал», — порадовался Залывин. Слева впереди рванула граната, потом еще одна. И чуть позже, когда дым от гранат рассеялся, он увидел, что гранаты эти были немецкие. Еще немного погодя увидел, как Швыков тянет за валун чье-то тело. «Господи, — подумал Залывин, — зачтем он его тащит, зачем тащит немца? Кому это сейчас нужно?» Но потом опять ударила очередь совсем рядом, и Швыков выпустил то, что пытался затащить за камень, опять взялся за автомат. Пули кромсали камни, и те дымились, как подожженные. И, уже ничего не видя, а только чувствуя, что ничего хорошего не произошло, Залывин закричал в гулкую, стреляющую пустоту:

— Швыков! Почему пятишься? Пробивайся вперед!

И оттуда, куда он прокричал эти слова, выметнулась мокрая, грязная, с кровяными по локоть руками, коренастая фигура Швыкова.

— Лейтенант! Их наповал, обоих, давай выручай!

«Кого наповал? Кого выручать?» — все еще не мог ни понять, ни осмыслить, что произошло, Залывин, и эти слова он немо и страшно крикнул в ответ. Но это не сам он кричал, кричали его глаза. Крикнул он секундами позже:

— Что произошло, Швыков? Почему отошел?

— Ребята погибли! Оба! Их нельзя оставлять! Надо вытащить! Лейтенант, вытащить надо!

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне