Сокрушение тьмы

Но Макаров видел, что оба эти австрийца ему не верят. Но теперь он знал, почему так настороженно ведет себя население приграничной австрийской полосы и почему сцепщик у Вульцесгофена перекрыл пустым составом проезд колонне. Он распрощался с австрийцами, и «виллис» повернул назад.

Дорсберг был последним крупным австрийским селом перед чешской границей. Всех поразил резкий контраст отношений австрийцев и чехословаков к колонне советских войск. Жители Дорсберга в основном сидели в домах, выбросив из окон все те же белые флаги, тогда как по ту сторону границы колонну встретила огромная толпа народа, разбившаяся на два рукава вдоль шоссе. Видимо, сюда собрались жители с ближних и окрестных сел. Макаров, держась за козырек ветрового стекла, встал на ноги, выбросил вперед свободную руку.

— Да здравствует дружественный нам чехословацкий народ! — крикнул он.

И в ответ громогласной лавиной обрушился на колонну ликующий возглас:

— Наздар!

— Наздар!

— Слава русским воинам-освободителям!

В машины полетели букеты цветов, связки колбас, караваи белого хлеба. Фары у машин были включены. Было светло, как днем. Потом толпы людей разом дрогнули, ринулись с обеих сторон на машины, как на приступ. Колонна остановилась. Чьи-то руки выхватили из «виллиса» Макарова, словно пушинку, и через мгновение он почувствовал себя в воздухе. Его подбрасывали, мягко ловили и снова подкидывали вверх. Рядом с ним взлетал над ликующей толпой Вася Колупаев, что-то кричал, словно всхлипывая, переводчик.

— Наздар! Наздар! — ревела толпа, восторженно и ошалело.

Любая стихия всегда сильна, и Макаров понял, что его колонне скоро не вырваться из дружеских тисков толпы — надо было что-то делать, и тогда он приказал шоферу дать длинный сигнал. Этот сигнал поняли, подхватили другие водители — и вся колонна загудела, завыла, залилась протяжными звуками, прося людей освободить проезжую часть. Машины медленно двинулись дальше.

22

Их встречали в каждом селе, в каждой деревушке, все — от мала до велика, и никто, несмотря на глубокую ночь, не спал, но теперь Макаров не останавливал колонну, а лишь по необходимости притормаживал ее ход. По рации ему сообщили, что американцы перешли демаркационную линию и что отдельные их передовые отряды находятся восточнее городов Страконице и Пльзень. Из штаба дивизии были даны твердые указания на этот счет: не вступая ни в какие конфликты с американским командованием, занять эти города, разоружить немецкие войска, подходящие к ним, и ждать дальнейших указаний.

Вместе с майором Прибытковым они в Тыне остановили свои машины. До Страконице оставалось около сорока километров. Уже наступил день 10 мая. «Виллисы» приткнулись к крестьянской усадьбе у железнодорожного переезда. Радисты в той и другой машине не снимали наушников, то и дело обменивались позывными, держа связь с вышестоящими штабами. Обстановка была напряженной, хотя внешне все вроде бы обстояло нормально. На центральной улице Тына опять стояли ликующие толпы народа, но немцы нигде не показывались.

Немолодой чех, с усами запорожского казака, в кацавейке, в постолах, завидя остановившиеся возле его усадьбы машины, поспешил за калитку.

— Что хотят паны советские офицеры?

Макаров вопросительно поглядел на Прибыткова.

— Если можно, то, пожалуйста, холодного молока, — сказал тот.

Хозяин засеменил обратно.

— Божена! Божена! — закричал он через весь двор в радостном возбуждении, очевидно считая за счастье, что советские офицеры не к кому-нибудь, а к нему обратились с такой просьбой.

Выскочившая из дома хозяйка, раздув колоколом длинную сборчатую юбку, крутнулась на крылечке, побежала к погребу, здесь же во дворе, прикрытому снаружи толстым слоем соломы, придавленной связанными жердями.

— Ну что, хозяин, — спросил Макаров, — немцев не видно было?

— Немцев тут нема. Пока нема, — ответил старик.

Но немцы, по сведениям разведки, уже должны были прорываться в предполагаемой полосе.

— Немцев, отец, много, — сказал Прибытков. — Они идут из-под Праги на Пльзень и Страконице. Какая-то часть их может пройти и через Тын, чтобы сдаться американцам. Разумеешь, что я говорю?

— Разумеем, разумеем, — закивал чех.

— Но они могут просачиваться и небольшими группами, и в одиночку.

— Добре, добре. Чех знат, что делать: воды не даст, хлеба, не даст. Пусть идет — сам сдохнет.

Хозяйка принесла крынку молока, холодного, как лед, два бокала, расписанных красными петухами. Макаров и Прибытков стали пить небольшими глотками, пили и похваливали: не молоко, а сливки.

— Иван Сергеевич, — сказал Макаров, — на всякий случай в Тыне надо будет оставить небольшой заслон. Взвод бойцов.

— Пожалуй.

Тут же был отдан приказ начальнику штаба. Макаров и Прибытков поехали дальше.

Километров через пятнадцать показались на шоссе два встречных «виллиса», на капоте которых трепыхались небольшие американские флажки.

— Вот они! Может, остановим? — спросил Колупаев.

Макаров задумался на секунду.

— Нет!