Чтобы отвлечься от невеселых навязчивых мыслей, стал думать о жене. Хотелось думать о хорошем, о чем-то постоянном, что не мытарит ни душу, ни нервы. Раньше, когда он был уже кадровым офицером, служба в армии не угнетала его и частые переезды с места на место им воспринимались легко. Вдвоем с женой, они переезжали, имея при себе самое необходимое, ходовое, умещавшееся в трех чемоданах, обживали новый угол, заводили новых знакомых, друзей и год или два жили в привычной армейской обстановке, пока он не получал какое-нибудь другое назначение, чаще всего связанное с повышением звания и должности. Он уже не раз подумывал, что дослужится до полковника и уйдет в запас. Сейчас ему тридцать шесть лет. Молодой, крепкий, можно еще вырастить детей. Пониже усевшись на переднем сиденье, спрятав за лобовое стекло от встречного ветра лицо, он, накоротке подремывая, думал об этом. Границу Чехословакии они должны будут пересечь в районе города Новый Быстржице — это, при таком ходе, не раньше трех часов ночи, а затем идти на Страконице и Пльзень. Впереди на машинах шла одна из рот автоматчиков и взвод разведки лейтенанта Самохина. Упрямый, настырный лейтенант по-прежнему лез во все щелки, и Макарову не раз приходилось его одергивать. Людей не научился видеть в упор. Вот опять рвется вперед. Тянет парня на подвиги. Когда погиб Залывин, Макаров бросил ему тяжелый упрек: «Не мог, не сумел, из-за тебя погиб Герой — офицер».
Машины впереди и сзади шли одна за другой не шибко, но ровно, и гул равномерный стоял от них по всему участку дороги. Шли в полной боевой готовности — с минометами, с пушками, с пулеметами ДШК. Заметно пополненный в последнее время за счет учбатовцев и пришедших из госпиталей и санбата солдат, его полк снова обрел боевую способность, но больше половины личного состава теперь уже не вернется: многие еще долечиваются, другие полегли навечно. Обо многом думалось под монотонный шелест колес, шум ветра и гул моторов. Майские дни стояли сухими, солнце жарило крепко, и порой на неасфальтированных участках дороги длинным шлейфом висела над колонной пыль. По территории, по которой они ехали, советские войска не проходили, но и немцев здесь не было: они скатились южнее — в Альпы, сосредоточившись в группе армий «Австрия» под командованием Лотара Рендулича. Теперь уйдут к англичанам. Северной части Австрии повезло. Штормовая волна фронта не коснулась ее. Поселки стояли чистенькие, в цветах, в зелени, но народу на улицах немного и все какие-то растерянные, молчаливые. Из окон домов почти везде свешивались белые флаги. Все признавали себя побежденными, и, понятно, все уже знали, что война кончилась, что Германия капитулировала.
Поздно вечером перед Кирхбергом Макаров приказал остановить колонну и дать солдатам двухчасовой отдых.
Сам проехал вперед и на площади перед кирхой велел отвернуть влево.
— Вася, — сказал он помощнику начальника штаба Колупаеву, — попроси-ка подойти сюда вон тех двух почтенных граждан, — и показал рукой на стоящих у храмовой ограды пожилых австрийцев, в шляпах, в пиджаках и в высоких сапогах с козырьками.
Колупаев выскочил из «виллиса», пригласил к машине австрийцев:
— Ком, камрады!
Молодой лейтенант-переводчик Вьюков, которого только вчера прислали из штаба дивизии и который якобы в совершенстве знал английский и немецкий, сидел в одной машине с Макаровым, улыбнулся такому приглашению, но он же и изумился, когда австрийцы подошли, приподняли шляпы и на сносном русском языке поздоровались:
— Здравствуйте, господа офицеры!
— Здравствуйте, почтенные! Вы знаете русский язык? — спросил Макаров.
— Когда-то, еще в ту войну, мы оба были в России, — ответил один, с небольшими усиками под длинным носом. И уточнил: — В плену.
— А-а, вот как! Тем лучше, не нужен будет переводчик. Скажите, уважаемые, как вы и ваши сограждане относитесь к факту капитуляции Германии?
— Господин подполковник, война всем надоела, — ответил другой австриец с впалыми и сморщенными щеками.
— Это общие слова, — перебил Макаров. — Я хотел услышать о том, что ждет австрийский народ после капитуляции фашистов.
Оба пожали плечами, стали переступать с ноги на ногу.
— Не бойтесь, говорите правду.
— Мы слышали обращение временного австрийского правительства к народу, — ответил австриец с усиками, — но люди не верят, что будет все так, как обещано вашим правительством…
— Почему?
— Многие говорят, что вы очень сильны и вам ничего не стоит развязать конфликт с американцами и англичанами, чтобы покончить со всеми разом. Тогда Австрия снова оказалась бы ареной тяжелых боев… Все с ужасом ожидают этого столкновения.
— Это пропаганда недобитых фашистов, — сказал Макаров. — Русские еще никогда не нарушали соглашений.
— Но война кончилась. Зачем же вы устремились вперед? — спросил австриец с впалыми щеками.
— У войны свои законы, почтенные господа. Мы не можем позволить остаткам разбитых нами немецких войск нарушить условия капитуляции.
— Дай-то бог, если это так, — сказал другой.