Сокрушение тьмы

Впереди за камнями мелькнула фигурка, Залывин поймал ее на сверленый кожух автомата, коротко давнул на спуск. Три или четыре пули рикошетом визгнули там по валунам. Фигурка исчезла. Немцы снова стали стрелять, но уже не показываясь.

Залывин приподнялся, провел рукой по мокрой груди, опять лег, отвечать на выстрелы не стал.

Вечер вроде наплывал на плато и скатывался. Солнце стояло низко и уже совсем не грело, зато небо здесь, наверху, было широким, разгонистым, а воздух чистым и свежим. Вспомнились друзья — Ленька Бакшанов и Антон Боголюб. Скоро и его не будет. Знать, было не суждено всем троим вернуться домой. Не хотелось об этом думать. Потом он вспомнил Могилев… Надю Ключанскую, Олю Милославскую…

Что у него было? Да ничего не было. Три дня назад, когда он, свернувшись по-собачьи, спал в окопе, ему приснилась женщина… Молодая, сильная, желанная… «Этому же цены нет!» — подумал он тогда, проснувшись и не веря, что это сон. Что ж, спасибо судьбе и на том. Вот Машу жаль. Кажется, он одну ее и любил…

Потом озеро встало перед глазами — тихое, и глянец на нем, как масло. На лодке сидит рыбак и дремлет над удочкой… А в березовой роще — смех, девичьи вскрики, визг веселый… Как далеко ушел он от родных мест, от горбылевого домика, от знакомой до каждого камешка улицы, от матери, от отца… Мать и сейчас, наверное, ходит по двору, кормит кур, сыплет им пшеничное крошево… Неужели она не чувствует, что у него беда? «Мама, ма-атушка, — поднял глаза Залывин в синюю даль над лесом. — Прощай!»

Они погибли вскоре, сначала Залывин, потом Саврасов. Смерть Залывина была легкой: пуля ударила в сердце. Саврасов долго мучился, умирая…

20

В последние дни полк занял еще несколько высот. В четверг 19 апреля из учбата наконец пришло ощутимое пополнение. Одновременно вернулось в роты около ста человек из полевого госпиталя и медсанбата — это все были те, кто получили легкие ранения еще в самом начале наступления. После небольшой перегруппировки полк снова пошел в наступление и, перерезав рокадную дорогу, связывающую Оед с Унтерпистингом, 23 апреля взял Мизенбах и Майерсдорф. Последняя задача, поставленная перед полком, была выполнена. В этот же день стало известно, что советские войска ворвались в Берлин.

Кругом буйно цвела сирень, ее было так много, что все утопало в цветах, и цветы своим властным запахом заглушали запах тротиловой вони и сгоревшего пороха. Унтерпистинг лежал на склоне, в садах, и только один двухэтажный дом и две островерхие кирхи поднимались над этими садами да у продолговатой сопки вразбежку тянулись вдоль железнодорожного полотна телеграфные столбы. Здесь уж почти не было гор. Лобастые дома под черепицей, забранные в жалюзи окна и чугунные колонки с корытцами на улицах. Из Унтерпистинга Фокин с Сашкой Овчинниковым на попутной машине добрались до Линдабрюна, где стояла санрота. Полк сдавал свои позиции подошедшей части 26-й армии. Война для него по существу закончилась. В штабах шла подготовка к переброске всего 37-го корпуса в Вену.

В Линдабрюне Фокин с Овчинниковым, как простые зеваки, ходили по немощеным улицам, побывали в двухэтажной школе, потом в каком-то магазине. И там же вдруг почувствовав во рту острую тоску по русским пельменям, Фокин попросил хозяев найти ему муки и мяса. Он сам замесил тесто с яйцом и капелькой соли на кончике ножа, сделал из жирной говядины фарш с луком, красным перцем и начал учить австрийцев лепить пельмени. Женщины хихикали и смеялись, глядя на него с засученными рукавами и видя, как ловко он защипывает сочни и свертывает их в ажурные маленькие колобки. Они тоже лепили с ним, но сочни у них расползались, рвались и никак не хотели обретать ту форму, которую мастерски придавал им Фокин.

— Пе-ел-ме-ен, — смеясь, тянули они непонятное им русское слово.

И уж совсем Фокин поразил хлебосольных хозяев, когда побросал пельмени в кипящую воду, а затем, дав им пять минут покипеть, вытащил их на блюдо не шумовкой, которой у них не оказалось, а большой поварешкой с дырками. От пельменей шел такой аромат, такой ни с чем не сравнимый запах. Солдаты пригласили австрийцев отведать русского блюда, уверяя, что оно отменное, но те с сомнением покачивали головами.

Потом мылись в бане, приводили себя в порядок, а с утра 1 мая солдаты и офицеры получали награды. Полк был награжден орденом Кутузова III степени, а дивизия и корпус — Красного Знамени.

Фокина наградили орденом Отечественной войны II степени. За всю войну это был для него самый счастливый день. Наградили всех. Кто получил медаль, кто орден. Не был никто обижен. Да все и заслуживали этого — все, кто остался в живых. Многих наградили посмертно.