Сокрушение тьмы

— Все возможно, — согласился Макаров. — Мы с вами — солдаты. Прикажут — и пошли. Только пока действительно ничего не известно. А Залывина, если не спит, пригласите.

Иванников встал и ушел.

Опять заговорили:

— А с женщинами, товарищ подполковник, неужто верно? Целая будто бы часть у них?..

Этот слух все еще упорно держался среди бойцов и продолжал занимать солдатские умы. Каждый чувствовал в этом что-то не совсем обычное, загадочное, во что не сразу поверишь. И вот теперь бойцы хотели знать точно.

— Нет, — ответил Макаров. — Не подтвердились слухи. Мы специально наводили справки.

— У-у, — протянул кто-то разочарованно.

— Да ну их к бесу, этих женщин, — сказал другой. — Не велика честь с ними воевать.

— Это мы так, языки чешем, товарищ подполковник. Ради отдыха, — заулыбался третий.

— Грех на душу брать… — поддакнул четвертый.

И вдруг злой насмешливый голос Окутина:

— А при чем тут грех? Случись в самом деле, мы что, виноваты будем, ежели ихние солдаты окажутся в дамских трусиках? Ты врага пожалеешь, а он тебя нет…

«Вот она, правда войны», — подумал Макаров, вглядываясь в затаенное, с решительными складками лицо Окутина.

Вернулся Иванников. За ним шли Залывин и Бакшанов.

— Товарищ гвардии подполковник, сержант Залывин по вашему приказанию прибыл.

— Да я тебе не приказывал. Просто пригласил. Садись. А это с тобой кто?

— Друг мой, Бакшанов.

— Ну-ну, присаживайтесь оба. Так в гости, говоришь, зашел?

— Так точно, товарищ гвардии подполковник.

— К своим тянет?

— Тянет, — сказал Залывин, вскинув глаза в какой-то решимости, да вдруг не осмелился, снова притушил взгляд, легкая тень досады скользнула по лицу — и все.

— Говори, говори. В учбате не нравится?

— Да нет, в учбате спокойно, — вздохнул Залывин. — Только вот оторвали меня от друзей, товарищ гвардии подполковник. Перед ребятами стыдно. Они воюют, а я в тылу. Вы бы меня взяли обратно, — почти с тоской попросил Залывин.

Макаров насупился:

— Не моя воля, брат. Взял бы, да не моя. Придет время — вернешься. Учбат для того и создан, чтобы командиров для нас готовить. А совесть твоя чиста. Перед всеми.

— Товарищ подполковник, — спросил один из бойцов, — это верно, что Залывина к Герою представили?

Макаров с сокрушенной улыбкой покачал головой:

— Ну, солдаты, все-то им известно, все-то они знают. Верно, всех, кто первым форсировал Свирь.

На Залывина и без того смотрели с уважением, а тут стали восторгаться, подхваливать и заставили покраснеть.

— Да ну вас, — сказал он, угнув голову, и достал торопливо прорезиненный с алой изнанкой кисет, подаренный ему Бакшановым, стал закуривать. Натрусил махорки в полоску бумаги, не глядя передал кому-то в протянутую руку трофейный кошель, неожиданно сказал: — Не меня бы, а вот его в учбат определить, — и ткнул полусвернутой цигаркой в сторону друга.

— А я там чего забыл? — покосился на него Бакшанов.

— Может, и ничего, а тебя за голос поберечь надо.

Внимательный взгляд Макарова остановился на Бакшанове.

— За голос?

— Да, товарищ подполковник. У него редкие способности. Его бы в ансамбль направить надо.

— Почему слышать не приходилось?

И вдруг вспомнил! Вечер, красноватая мглистость, разлившаяся за окнами дома, тихий и какой-то даже молитвенный стук настенных часов в квартире, а затем легкий и в то же время торопливый скрип двери и взволнованный голос жены:

— Саша! Ты где? Иди скорее, послушай…

Она схватила его за руку и, ничего не понимающего, где слушать и что слушать, потащила на открытую веранду, выходившую в глухой, заброшенный сад.

И он услышал чей-то далекий, сильный тенор. Кто-то пел арию Надира. Здесь, в глуши, такой голос? Кто бы мог?

Он хорошо помнил эту арию в исполнении Лемешева и даже считал, что никто другой исполнить лучше ее не сможет, но и этот певец пел свободно, легко, как профессионал. Голос долетал снизу, с берега канала, оттуда, где росли возле шлюзов тополя.

Жена долго не хотела уходить с веранды, и он с трудом уговорил ее войти в дом, потому что стояла весна и вечером было прохладно. Она думала, что это пел кто-то из его солдат, он обещал выяснить, но сам в это предположение не верил. Потому-то и не выполнил обещание. Она спрашивала еще один или два раза, а потом так все и забылось.

Теперь он недоверчиво и настороженно глядел в красивое лицо Бакшанова.

— Спой, — повелительно сказал Макаров. — Спой арию Надира.

Ничего не ответив, Бакшанов поднялся, подошел к ближайшей сосне, обнял ее шероховатый ствол, и все увидели, как лицо его мертвенно побледнело.

В сиянье ночи лунной
Ее я увидал…

Он пел без всякого напряжения, казалось, одним дыханием, одинаково свободно владея и низкими, и самыми высокими тонами. И слова, и мелодия — все было созвучно с безжизненным светом луны и таинством белой ночи, шумевшими под ветром вершинами раскачивающихся сосен.

Ночь чистых наслаждений,
Блаженство без конца!..

Макаров слушал пораженный, но тут его неожиданно тронул за плечо Боголюб:

— Товарищ гвардии подполковник, вас срочно просит замполит. Сейчас прибудет командир дивизии.