Читаем Сокрушение тьмы полностью

Виндушев приехал с немногими сопровождающими. Он вышел из «виллиса» и, слегка сутулясь, стал взбираться по настилу в дом.

Офицеры штаба, комбаты, командиры спецподразделений — все уже были в сборе. Всем было понятно, что в столь поздний час по какой-нибудь безделице высокое начальство не приезжает; и тем не менее никому — ни начальнику штаба Щепетову, ни замполиту Лежневу, ни Розанову, ни другим офицерам, ни даже самому Макарову — не хотелось верить, что комдив прервет короткую передышку полка и снова прикажет выдвинуть его на передний рубеж.

Едва адъютант Виндушева, забежав вперед, распахнул дверь, все офицеры разом поднялись со своих мест; Макаров, не глядя на них, подал команду «смирно» и, ступив несколько шагов по просторной избе навстречу комдиву, отдал короткий рапорт.

— Садитесь, товарищи офицеры, — сказал комдив, но никто не сел, наоборот, придвинули свои скамейки и табуретки к столу, приглашая сесть полковника и других офицеров, прибывших с ним. Комдиву предложили массивное кресло с высокой спинкой, сплошь покрытой причудливой резьбой, с подлокотниками, увенчанными искусно вырезанными медвежьими головами — символ семейной власти.

Виндушев легонько хлопнул ладонью по спинке кресла.

— Хм, хотите не хотите, а перед вами произведение искусства.

— Это хозяйский трон, товарищ гвардии полковник, — весело сказал Лежнев.

Но комдив по этому поводу ограничился лишь спокойным замечанием:

— Типичный символ домостроевщины. — Сел, слегка сгорбившись, положив на стол коричневые кисти рук со сцепленными в замок пальцами. — Вот что, товарищи офицеры! — сказал он. — Получен приказ: выдвинуться на переднюю линию. Отдыхать будем после, когда выведем Финляндию из войны. А время это уже не за горами.

— Зато за Медвежьими Воротами, — усмехнулся Макаров.

Комдив кивнул:

— Пожалуй. Так вот, сегодня, точнее, уже завтра в два ноль-ноль вашему полку приказываю выйти на линию первого эшелона и подменить на участке Медвежьих Ворот сменившую вас бригаду. Могу сказать: бригада понесла большие потери. И вообще, обстановка на нашем направлении весьма тяжелая. Сейчас командованием фронта принят ряд мер для успешного прорыва этой новой полосы неприятельских укреплений. Прорыв намечен на десять утра. Какие будут вопросы, товарищи офицеры?

На подоконнике шевельнулся Розанов. Виндушев, не поворачивая головы, вопросительно глянул на него:

— Я вас слушаю, подполковник!

— У меня нет вопросов, — сухо сказал Розанов, как всегда подчеркивая этой сухостью свою независимость. — Но неужели, учитывая, что наш участок особенно тяжелый, нельзя было выделить нам хотя бы несколько танков из 29-й бригады?

И все подумали, что Розанов прав и требование его справедливо.

Глубокие складки на переносье комдива обозначились еще резче, во взгляде, устремленном на Розанова, мелькнула тяжелая усмешка. «Умник какой, — говорил этот взгляд, — я без тебя знаю, что не мешало бы вам выделить», — но ответил спокойно:

— Танков не будет. Вся бригада направлена на Лоймолу. А вот в качестве средств поддержки один гаубичный и два минометных дивизиона вы получите. Они уже выходят на исходные позиции. Связь с вами они обеспечат. Будет и авиация, — и снова замолчал, ожидая вопросов.

Но вопросов больше ни у кого не оказалось. Тогда он встал, подав одновременно знак, чтобы все оставались на местах, подошел к окну.

— Ночи-то какие! Трудно в чужой лагерь пробраться незаметно… — задумался, на минуту умолкнув, но все насторожились, поняв, что комдив что-то не договорил и сейчас скажет. — Да, трудно, — повторил он после долгой паузы, — а вот финны все-таки прокрались. Через болото. По какой-то известной им тропе. Если бы, Александр Васильевич, вам удалось разыскать тропу, верный успех штурма Медвежьих Ворот был бы обеспечен.

— Я пытался расспрашивать хозяина этого дома, Константин Николаевич, — ответил Макаров, задумчиво потирая подбородок. — Но хозяин — финн, настроен враждебно. Хотя он, конечно же, знает эту тропу.

— Поговорите с ним еще раз. Возьмите его с собой, там он будет сговорчивей.

— Слушаюсь.

— Переправить бы на ту сторону две роты стрелков, а лучше — весь батальон. У вас есть опыт. — Виндушев отошел от окна. — У меня все, товарищи. Желаю успехов.

15

Белая ночь матовым светом притушила зелень берез, прозрачной канифолью выстлала вересковые берега речушки. Батальон — рота за ротой — входил в перелесок, надвое прорезанный просекой, и, баламутя сотнями ног воду в излучине речки, поднимался на косогор.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне