Сокрушение тьмы

Труден был первый шаг, который он сделал от черной сосны в сторону суо, потому что шаг этот был сделан навстречу страху, но затем страх отступил перед ним, словно давая проход, и встал у него за спиной. Он гнал его так поспешно, так стремительно, что ни разу не пришлось оглянуться. Яуряпяя опомнился только у родника, где вода была прозрачна, как утренний воздух, и холодна, как железо, настывшее на морозе. Здесь, хотя никого поблизости не оказалось, он поднял руки на всякий случай и пошел, забирая левее, пока не наткнулся на русских солдат…

19

Еще в полдень, когда ездовой из похоронной команды Яуряпяя мучился только желанием бросить все и перейти к русским, в расположение бригады из двух егерских батальонов, которой командовал полковник Энкель, прибыл специальный корреспондент газеты «Суомен сосиали-демокраатти» капитан Янсен. Это был молодой человек лет двадцати семи, рыжеволосый, с приятным лицом, но без той особой военной выправки, что была вообще присуща как немецким, так и финским офицерам. Впрочем, выправку могла скрадывать еще и форма, отличающаяся простотой и удобством, но никак не изяществом.

Выйдя из машины, Янсен отпустил шофера и, увидя на лужайке обедавших девушек, направился к ним.

— Приятного вам аппетита, — сказал он, здороваясь. — Где я могу увидеть полковника Энкеля?

— Пожалуйста, — сказала одна, — вы найдете его вон там, на поляне, в блиндаже.

Янсен любезно кивнул и еще раз оглядел девушек. Все они казались очень молодыми в своей женской форме — в брюках с высокими манжетами, в куртках из тонкого серого сукна и фуражках с темными околышами и лакированными козырьками, надетых чуть на затылок и прижимавших коротко подстриженные волосы.

— Нравимся? — улыбнулась другая.

— Конечно, — сказал Янсен, — вы не можете не нравиться. Но уж разрешите заодно… Не скажете ли, как отыскать Венлу Крон?

— Она в первом батальоне, — ответили девушки.

Он никогда не помышлял стать военным: ни тогда, когда был еще юнцом и заканчивал лицей, ни тем более тогда, когда поступил в университет. Отец его, один из врачей муниципальной больницы, тоже не очень-то любил военных и всегда говорил, что все они делятся на две категории: на подневольных и лоботрясов с аксельбантами. С этим, конечно, можно было не соглашаться, но Лаури Янсену и без того не угрожала военная форма.

Янсен уже заканчивал университет, когда Германия начала войну с Россией. Но еще раньше за год ему привелось познакомиться с Венлой Крон. Они вместе слушали музыку Грига, Сибелиуса, песни Кильпинена, много читали, ходили в театры.

Но ему все же пришлось надеть военную форму: он стал военным корреспондентом. Перед выездом в прифронтовую полосу он расстался с Венлой на площади университета. Массивное трехэтажное здание с полуподвальными помещениями и скошенным фундаментом было все у них на виду. Была летняя ночь, белая, как молоко, но все здание светилось огнями.

Он показал ей рукой на университет:

— Выходя отсюда, я мечтал посвятить себя мирной политике, журналистской работе, но пришлось стать военным корреспондентом, который должен теперь прославлять не мир, а войну. И делать это обязали меня, человека, думающего совсем о другом.

— Я всегда тебе говорила, что ты пацифист, Лаури, — ответила она, резко повернув к нему голову. — Тебя, прежде всего, призывают защищать родину, а это святой долг каждого.

— Но от кого — защищать?

— От русских.

— При чем же русские, если на них напали немцы?

Он надел ей на средний палец левой руки золотое кольцо с крохотным рубином. Простились они холодно. Но позже он понял, что Венла все-таки единственный для него человек, который ему очень нужен. Спустя два месяца после отъезда он написал ей письмо об этом. Она ответила, что намерена его ждать. А через полгода сообщила, что теперь сама надела военную форму и служит в «Лотта Свярд». Потом он узнал, что ее в числе других направили в одну из действующих частей, которой командовал полковник Энкель. Так он оказался здесь.

Янсен доложил о себе, предъявил документы, и пока их просматривал полковник, внимательно следил за выражением его лица. Оно было холодным, недоступным. Оно не изменилось даже тогда, когда, вернув документы, полковник сказал, что рад его прибытию и что Янсен, бесспорно, найдет у них великолепные примеры мужества и стойкости финских патриотов.

Но полковник оказался весьма хлебосольным хозяином, он приказал накрыть стол и оставить их вдвоем. Все это было мигом исполнено. На столе появились ром, колбаса, сыр, копченая рыба и белый в целлофановой обертке хлеб. Янсен давно уже не ел настоящего хлеба. С хлебными запасами в стране было прямо-таки плохо. Население да и армия тоже получали в основном эрзац. Солдат же заставляли больше налегать на рыбу.