Солдаты льда

Вил отвел взгляд. — О, глаза Торма, — тихо выругался он. — Арфистка. Убрав руки с оружия, он повернулся к ней лицом. — Почему ты ничего не сказала? Я был готов убить тебя.

— Не волнуйся. Я бы тебе не позволила, — сказала она, направляясь к Астрифи. — Предполагается, что Арфисты держат свою деятельность в секрете. Вот, почему я тебе ничего не сказала. Теперь, когда ты все знаешь, ты поможешь мне?

Вил пристроился рядом с ней, его подозрения рассеялись, и они вдвоем поплелись к трупу гиппогрифа, тихо прислушиваясь к звукам ледника, когда он трескался и грохотал у них под ногами. Тело гиппогрифа уже остыло, а окровавленная туша начала замерзать. Лед и перья затрещали, когда два человека приступили к мрачному делу восстановления своих припасов.

То, что они нашли, не обещало ничего хорошего: несколько одеял, заледеневших от крови, и немного еды, которая не была разбросана при крушении. — Этого недостаточно, — объявил Вил. — Нам нужно больше еды. Он вытащил свой нож для снятия шкуры с толстым лезвием и указал на тушу Астрифи. — Это должно быть сделано. Ты можешь продолжать наблюдать.

Здесь, наверху, не на что было смотреть, кроме колючего снега, но Мартина с благодарностью приняла оправдание Вила не помогать ему, когда лесник с холодной практичностью, соответствующей ситуации, нарезал полоски с бедра Астрифи. Окровавленное мясо шлепалось на снег, когда он разрезал тушу. Наконец, закончив работу, Вил насадил мясо на стрелы и воткнул их в снег, оставив мясо сохнуть на ветру.

— Все еще недостаточно, — пробормотал он, отворачиваясь от кровавой работы.

— Как же так? — выдохнула Мартина с того места, где она прижалась к грунту, как будто лед хранил тепло.

— Мы вдвоем не сможем прожить на той пище, какая у нас есть. По крайней мере, не здесь, наверху, во льдах. Один из нас смог бы, но на двоих не хватит. Один из нас должен вернуться за припасами.

Арфистка бросила дрожащий взгляд на утяжеленные мясом колышки. — И?

Лесник уже загружал припасами одну из спасенных седельных сумок. — Поскольку ты не хочешь уходить, я должен это сделать. Я возьму немного еды и буду искать все, что смогу по дороге.

Ледник закачался у них под ногами, когда гейзер выбросил еще один из своих массивных шлейфов. Мартина посмотрела на небо, зная, что скоро на них обрушится шквал ледяных кристаллов, слишком больших, чтобы быть снегом, но слишком маленьких, чтобы быть градом. Она плотнее натянула на плечи одно из закоченевших одеял и принялась долбить кинжалом мерзлый грунт.

Теперь настала очередь Мартины быть подозрительной, когда она посмотрела на лесника. — И почему я должна поверить, что ты вернешься?

Вильхейм фыркнул, забавляясь чем-то, чего Мартина не понимала. Арфистка вообще не могла судить о его реакции. Его рот был плотно сжат, а глаза блуждали вдалеке. Наконец он заговорил почти совершенно монотонно, бессознательно ударяя по ладони кулаком в рукавице. У него был вид человека, дающего показания на следствии.

— Я... был... паладином Торма.

Мартина моргнула, настолько ошеломленная этим признанием, что оно вытеснило из ее головы даже мысли о холоде, затем подождала, пока Вильхейм продолжит. Он подождал, возможно, ожидая большей реакции, и двое уставились друг на друга, в то время, как  ветер свистел над ледяной равниной.

— Ты был паладином Торма? — наконец эхом отозвалась Мартина, глубоко, вонзая свой кинжал в лед.

Его ответ был яростным, наполненным страстью, чтобы она не могла усомниться в его словах. — Да… Торма Истинного, Торма Храброго, Торма Залога Клятвы… Мы... они… храним его веру в доверии…

Мартина быстро вспомнила все, что она знала о паладинах, что было в основном слухами и мнениями. Те немногие, кого она встречала, были упрямыми, самодовольными и неприятными воинами, которые, как предполагалось, были сурово добродетельными, озаряемыми только славой своего бога.

— Паладин? Все эти дела и разговоры о чести, правде, добре, очищении от зла?

Вил расплылся в искренней улыбке, позабавленный ее описанием. — Что-то вроде этого. Нас учили держать свое слово. Но это уже не имеет значения. Я больше не паладин.

Эти слова вызвали у Мартины внезапное беспокойство. Что побудило Вильхейма впасть в немилость? У нее перехватило дыхание в ожидании какого-нибудь зловещего откровения, ее взгляд метнулся от окровавленного ножа, который держал Вильхейм, к побелевшим, как лед останкам Астрифи. — Значит, я должна доверять тебе, потому что ты больше не паладин? — она выдохнула, слова образовали в воздухе ледяные кристаллы.

— Однажды я проснулся, а моего бога со мной не было. Я не грешил, если это то, о чем ты думаешь. Мужчина тщательно вычистил свой нож и вложил его в ножны, защищаясь от ее непоколебимого взгляда. — Это было в Смутное Время. Однажды утром я проснулся, а Торма там больше не было. До того дня я всегда чувствовал цель Торма во всем. В тот день это чувство исчезло. Торм исчез, как и многие другие боги.