Солнечная ртуть

Она могла видеть свои руки и ноги, встречала своё отражение на гладких поверхностях и думала, что это неправда. Всё видимое — ложь, грубая оболочка для того, что происходит во вселенной. Люди не смогли бы долго находиться в таком состоянии, они сойдут с ума, потеряв свою личность. Ада боялась этого немного. Она ничуть не ценила то, что представляла из себя как человек во всех аспектах. Но малодушно не хотела навсегда с этим расстаться.

Ада не смогла бы точно объяснить, какие мысли занимали её. Это как грозовое облако, которое лишь иногда обретает смутно знакомые черты: например, ящерицы. Часто девушка с отрешённым удивлением ловила себя на том, что думает о рептилиях, некогда так ею любимых. Потом ящерицы пропадали и спустя какое-то время появлялись новые образы: молодой мужчина и одинокий, всеми брошенный мальчик. Глаза одного закрыты, а у другого смеются, не смотря ни на что. Два важных для Ады человека, хотя она и понимала, что совсем не знает их, а до недавнего времени даже не догадывалась об их существовании. Ведь были другие, близкие люди, но их лица упрямо не хотели всплывать в памяти. Пыль, дождь и вселенная неумолимы: чужой ребёнок, незнакомый мужчина — эти двое важны для Ады как никто другой. А все остальные так, мимолётные попутчики. И она этим двоим нужна не меньше, чем они ей. Это — ещё одна причина, по которой ей бы не хотелось навсегда сливаться с пустотой.

Одиночество и надежда на что-то после него — такова была треть её мира.

В другую его часть Ада переходила постепенно, как бы пробуждаясь от глубокого сна — целебного, но затянувшегося. Она вяло оглядывалась по сторонам, моргала и обнаруживала себя на полу пустой комнаты. Иной раз она сидела на очередном чердаке в компании вёдер, лопат, тяпок и кос, покрытых комьями земли. По крыше барабанил дождь, орали заплутавшие коты среди стропил. А иногда девушка сидела на краю леса, зябко обняв колени, словно могла как раньше чувствовать холод. Дважды Ада с неудовольствием замечала, что над душой у неё стоит мальчишка и что-то нервно лопочет. Тоша смотрел на открытые глаза девушки, но понимал, что она его не видит, а пребывает в каких-то далёких отсюда местах. И всё равно он пытался её растормошить. В отличии от Эрида, который беспробудно спал среди камней в чаще леса, она отключалась от реальности ненадолго, но как-то слишком уж жутко. К великому огорчению мальчика, после пробуждения Ада не горела желанием ни говорить, ни играть. Она неопределённо махала на него рукой и брела к деревянному дому, в котором все с утра и до ночи кричат. Тоша не любил этот дом и не понимал, почему же ей туда так нужно. Он опускал голову и шёл в другую сторону, утешаясь тем, что прогресс достигнут, и Ада пришла в себя, а значит рано или поздно снизойдёт и до него. А в оцепенении она его пугала своим стеклянным взглядом в одну точку. Мальчик старался не смотреть в жёлтые глаза: боялся, что они могут убить.

Итак, она уходила. В доме Аду ждали всё те же лица — злые, детские, старые, измождённые. Взрослые бранились, а дети бегали и вымазывали босые ноги в грязь. Для этого не обязательно было выходить на улицу, достаточно просто выскочить на крыльцо или походить по разлитой на голом полу кухни воде. Снаружи слишком похолодало и людям приходилось наматывать шарфы, надевать телогрейки и галоши. Ада никогда не видела галош в таком количестве и была в полном восторге: она как ребёнок радовалась каждому свидетельству старины.

Девушка слушала разговоры. Она хотела быть в курсе того, что происходит в доме и держать всё под контролем, насколько это возможно для невидимки. Раз уж ей выпала возможность стать очевидцем истории собственной семьи, то Ада не могла позволить себе исчезать на длительное время, уходя на прогулки или играя с Тошей. И нередко об этом жалела. Иногда крики Надежды доходили до такой стадии, когда всем, кто их слышал, хотелось зажать уши, свернуться комочком и выть. Никто не давал ей отпор, а и Ада, будь у неё возможность говорить, также не смогла бы ничего сделать. Династия безропотных людей. Они могли злиться, могли огрызаться, но не смели что-то изменить, заявить о себе в полный голос, и Ада была точно такой же. Таким был и её отец, хотя с ним жизнь обошлась достаточно безобидно, и ему просто не на что роптать. Ну, брат пропал, ну, жена ушла, а дочь — биологический сгусток недоразумений. Зато есть его ненаглядный университет и книги. Чего ему ещё желать?