Солнечная ртуть

Сегодня хоронили одну из них, в закрытом гробу. Железная королева оставила о себе память как о сильном, непреклонном и рассудительном монархе, которому не были чужды ни жестокость, ни эксцентричность. Некоторые, самые близкие, запомнят её как мать и как бабушку. Лишь для единиц Сиена была живым человеком, который мог чувствовать радость и горе. Ада оказалась в их числе слишком поздно — так поздно, что не успела этого показать. Но королева была мудра и могла всё понять без дополнительных слов. Правление Сиены историки уже сейчас называли отдельной эпохой. В которой нашлось место и процветанию, и войнам и чистому, огненному безумию. Оно плясало меж миров, пока королева оставалась здесь, в замке, и пыталась обуздать эту стихию. В конце концов ей это удалось.

Сиена жила в ритме созданной ею эпохи, и умерла соответственно. Первая королева, погибшая в небесной катастрофе. Первая, которая передала трон не старшей, а средней дочери, первая, при которой машины почти сравнялись с драконами. Она была первой в том, что достойно гордости. Она, а не Агата — Ада вдруг поняла этот столь очевидный факт так ясно, что от потрясения у неё навернулись слёзы, которые удалось подавить лишь жутким волевым усилием. Агата всегда казалась ей недосягаемым идеалом, но всё, в чём она преуспела, не заслуживало ни капли восхищения. Ада думала, что не простит мать за своё детство и юность, но на самом деле — за это открытие. Она всю жизнь равнялась не на ту.

Проблема отцов и детей порой вырастает в нечто большее, в то, что способно отравить всю жизнь.

И это тоже так несправедливо!

Паровая империя лишилась своей живой легенды. Она покинула их всех, оставив страну гор и летающих кораблей недостойным преемникам. Кто сможет сравниться с Сиеной? Чопорная и блеклая Аврора? Доживающие свой век старики, герои прошлых войн? О, вряд ли. Началась новая эпоха, и людям её это не по силам. Разве что проклятое существо, обречённое быть оружием и слугой, может принять такой вызов. Чудовище, крик которого Ада всё ещё слышала. Которого — всё-таки, со всяческими оговорками и бессильным гневом — любила. Молча, ни на что не претендуя. Она верила, что это пройдёт. Она уезжала с тяжёлым сердцем — но тяжёлым по многим причинам, среди которых Эрид не занимал первое место.

Заполонившая площадь толпа всё ещё держала над головами цветы. Белые одежды, серое небо — как же, всё-таки, всё это красиво. Сказки существуют и в реальности, но они либо грустные, либо страшные, либо вместе и то, и другое. Некоторые вещи в них доходят до абсурда, до сюрреалистичного сна.

А например?

Империя, в которой нет место хрупкости, оплот которой — камень и металл. Но даже её великая королева, прозванная Железной, втайне любила апельсиновые цветы.

Глава 96 Отражение снов

Сумрачную дорогу перекрыл завал гниющих еловых ветвей, пришлось идти в обход через гору. Ада смутно помнила это место. Воспоминания о чужом времени, но родном мире, таком неуютном, но более понятном. Тяжело подниматься наверх, но девушка надеялась, что спускаться вниз по склону будет проще — так ведь всегда бывает наяву, авось прокатит и во сне. Если мироздание её пожалеет.

Увы. Пока она поднималась, ноги увязали в болотистых лужах, обувь промокла и чавкала, и очень сильно болели лопатки, словно на своём горбу приходилось тащить какую-то тяжесть. Вокруг мелькали знакомые места, дома, деревья, и даже парочка лиц — старых, детских, бранящихся. Они все осуждали её: за то, что скакала между эпохами разных миров и не ценила своего счастья. За то, что они сами так не могли!

Где-то промелькнула рыжая голова, усыпанная бриллиантами и отразилась болью в солнечном сплетении.

Ада добралась до верхушки холма, оглянулась назад и увидела, как всё сущее становится старинной фотографией, желтеющей сепией и ложью. Посмотрела вперёд и узрела пустоту. Из пустоты выкатилось несколько шестерёнок, завертелись спиралью и исчезли. Исчезла вместе с ними и девушка, упала в никуда, погрузилась в беспамятство.

Тысячи лет или минут, тысячи непомерно малых или больших отрезков времён она так провела без памяти, воли и чувств, только с вялым, размазанным по её микрокосмосу ощущением тревоги. А затем очнулась — всё в той же пустоте. На этот раз было темно, шестерёнки не падали и не вертелись. Зато в темноте оказалась тропинка, состоящая из покатых камней, каждый размером с большой мандарин. Неудобно идти, но надо двигаться вперёд, или назад, или куда угодно — здесь не было никаких направлений! Главное не стоять на месте. Если остаться, то воцарится небытие наяву, а это хуже смерти.

Жалкая, непрошенная надежда подсказывала, что на этой тропе можно кого-нибудь встретить. Ада не хотела этому верить, ведь так горько поддаваться заведомо ложным мечтам. Но она шагала вслепую по неудобным камням и ждала. Протягивала руки, мечтая поймать чью-нибудь ладонь, и, конечно же, всего лишь рассекала пустоту.