— Уезжать не собираетесь? — спросил женщину дед и этим словно переключил какие-то кнопочки в ней.
— Ой, и не говорите, Фёдор Акимыч! — воскликнула Маруся, видимо, задетая за живое. — Ведь ради детей, ради детей уезжать надо! Ну что они в интернате раменском — точно сироты при живых родителях? С понедельника по субботу при школе живут, да и на выходной с каким трудом добираться приходится!..
У Маруси задрожали губы.
— И на каникулах тоже… Ну что тут ребятам делать? Ну, лес, ну, речка… Мне Сергей говорит: а помнишь, как мы сами-то росли? Помню, чего ж не помню. Тогда, может, и трудно, а хорошо, весело было. Жизнь налаживалась, отцы наши с фронта вернулись, кому такое счастье выпало, деревня оживала… А сейчас…
— Куда ж вы податься думаете? — спросил женщину Акимыч, и та устало махнула рукой.
— В Раменье, куда ж ещё. И детям учиться хорошо, и меня на работу в теплицу зовут, — Маруся вдруг нахмурилась. — Папка наш на подъём уж больно тяжёлый, всё никак не решится с места стронуться. Вот так и живём, Фёдор Акимыч! — Маруся постаралась снова взять бодрый тон.
— Ну да, ну да, — отвечал старик, разглядывая песок под ногами, — может, и переберётесь ещё к зиме…
— А ваш именинник, поди, гостей заждался, — сказала Маруся, освобождая Акимыча от лишних, ненужных слов и по-прежнему тепло улыбаясь. — До свиданья вам.
Она по-матерински погладила Лёньку по светлой голове и неторопливо пошла по улице.
— Акимыч, а как его зовут? — спросил мальчик, имея в виду дедова племянника.
— Кого? Племяшу моего? А так же, как и меня, только отчество другое — Николаич. Двоюродной сестры покойной сынок. Во-он на отшибе его домишко. Там совхозная пасека, а Федя заведует ею. Самый сладкий в хозяйстве человек.
— Может, мёдом угостит, — размечтался Лёнька.
— Попробует пусть не угостить, — добродушно проворчал старик.
Фёдор Николаевич оказался крепким загорелым мужчиной, которому совсем не шёл его солидный юбилейный возраст. Пасечник жил бобылём в небольшом, но ухоженном доме. За домом были разбиты грядки, росли фруктовые деревья, кустики смородины…
Пасека находилась за изгородью — несколько десятков пчелиных ульев стояли в определённом порядке. Подойдя поближе, Лёнька услышал ровный гул, в глазах зарябило от множества летающих точек: пчёлы носились в разных направлениях с огромной скоростью, но каким-то образом не сталкивались и не мешали друг дружке. Увлечённый этой картиной, Лёнька не сразу понял, что пасечник обращается к нему.
— Нравится? — спрашивал он у мальчика. Лёнька закивал головой.
— Как это они не врезаются друг в друга? — спросил он у Фёдора Николаевича. — А может, врезаются иногда?..
— Никогда, — рассмеялся пасечник. — Я тоже мальцом за ними наблюдал, и тоже заметил — нет, не сталкиваются. У людей, понимаешь, машины и самолёты сталкиваются, а у пчёл никаких катастроф!..
И всё-таки движение этих маленьких гудящих созданий казалось Лёньке хаотичным:
— Чего они так суетятся?
— Работа у них такая, — усмехнулся пасечник. — Из уликов пчёлки за нектаром летят, а обратно уже с добычей возвращаются. А где они нектар собирают? Правильно, на цветах, с каждого по чуть-чуть… Одна пчёлка маленькую капельку принесёт, а все вместе наберут много мёда. Хочешь попробовать?
За чаем с мёдом Фёдор Николаевич продолжал говорить про пчёл.
— А ты знаешь, Лёня, как пчёлка рассказывает своим сёстрам, что нашла цветочный луг, где много нектара?
— Не-е…
— Она танцует перед ними. И этим своим танцем объясняет, в каком направлении и далеко ли им лететь…
— А я думал, что они разговаривают, когда жужжат…
Пасечник кивнул:
— Правильно, когда жужжат, тоже разговаривают. Вот ты моих пчёлок нынче видел, что они тебе сказали?
— Ничего, — признался Лёнька. — А вам говорят?
— То-то и оно. Нужно, например, нам с тобой узнать, какая будет погода. Ты что станешь делать? Правильно, радио включишь. А синоптики возьмут да и обманут. А мои пчёлки никогда не обманывают. Могут даже сказать, какая будет зима — суровая или нет.
— А какая будет зима, Федюха? — спросил племянника Акимыч.
— Готовь потеплее тулуп, — подмигнул тот и снова обратился к Лёньке. — Или вот роиться надумают…
— Что-что? — не понял мальчик.
— Ну, это когда пчёлкам в улье тесно становится, часть из них вылетает новый дом себе искать. Тут задача у меня — не прозевать, иначе целый рой потеряю. Вот я и прислушиваюсь.
— Фёдор Николаевич, а вот вы сказали, что пчёлы собирают нектар, — вспомнил Лёнька. — А как же они из нектара мёд делают?
— Вот! Видишь! — Акимыч даже вскочил с места. — Давай, отвечай, пчеловод!..
Пасечник как будто бы смутился.
— Предположений тут много, — осторожно начал он. — Есть научные гипотезы, есть народные… А какая из них правильная — сказать не решусь…
— Ага, не решусь!.. — снова подпрыгнул Акимыч. — Всё ты знаешь. Тебе когда ещё про это объяснили!..
— Да ладно, дядя! — поморщился Фёдор Николаевич.
— Ничего не ладно! — наступал Акимыч. — Не хочешь говорить, я скажу. Ему, Лёня, наш знахарь когда-то растолковал, что главный инструмент в этом деле — соты, без них никакого мёда не будет, а он, упрямая башка, всё противится!..