Солнечный ход

Река Ипостась протекала под круглым холмом.
Он круглым был сбоку и сверху, но снизу подрезан.
Она заострялась, как лезвие синим железом,
к закату кровея, к восходу – лучом серебрясь.
Там лес подрастал и лианы качались на соснах,
кидаясь тенями и воплями злых какаду,
а берег блистал, словно меч, в отражении звездном,
и снова краснел, растворяясь в небесном стыду.
А речка текла, огибая холма волосатость,
ершистость, как ноздри разинутых ввысь тополей,
всех пенных напитков
и бликов шипучих игристость
вливал в ее воды сбежавший с вершины ручей.
Все вроде бы есть для начала любой растомани:
черешен и яблонь, шиповников, тины, крапив,
полыни, малины, и пахнущей сахаром дряни,
туманом ползущей по воле непаханых нив.
Все вроде готово. Иголки снесли в муравейник.
Проухала ночь. Прохрустел в скорлупе соловей.
Луна проступила, и волк потащил свой репейник
в незримую тьму, обнажая ее до теней.

2014

Подзорная труба

Однажды с ним заговорив,
не сможешь мыслить по-другому.
Пытался возвратиться к дому,
но зренье спутало шаги.
Земля коварней океана —
и надо ль каждого барана
спасать от смерти и тоски?
Так начинаются грехи,
со слов о совести, со сказок.
И никаких тебе подсказок
и направляющей руки.
Идешь, бредешь самим собой,
зато с подзорною трубой.

Земля не тверже, чем вода

Земля не тверже, чем вода.
Пройди по ней – и сделай чудо.
Все остальное – суета.
Кто оказался прав?
Отсюда
и начинается беда,
и все проклятые вопросы.
Но гусь-хрустальные морозы
скользят, ступив на гладь пруда
своей веселой красной лапкой.
И каждый волосок под шапкой
земного требует суда.

Корреспондент

Корреспондент многотиражной газеты —
птица подопытная, мышь летучая —
курит дешевые сигареты
и ждет подходящего случая,
чтобы, летая по темной комнате
между тысячами перекрещенных струн,
вспомнить о юности, о совести
и устроить шум,
броситься в запретные сети,
затронуть струны чужой души,
но вдруг понимает,
что на этом свете
для жизни все способы
одинаково хороши.

Тепло нездешнего начала

NL