Солнце, что следует за Луной. Наттеньеры

В этот же день забили до смерти гувернантку и двух служанок Гретты, но смерть этих несчастных женщин не могла утолить горя герцогини Родгены – ребенка было не вернуть. Лукас помнил лица дяди и тети стонущих возле завернутого в саван маленького тельца, и его тогда потрясло то, что он ничего не чувствовал, совсем ничего. Он шел по пустому дому, высокие окна которого были завешаны темной плотной тканью, и в одной из многочисленных комнат нашел Лейва. Юноша стоял на коленях, его трясло. Заслышав шаги за спиной, он испуганно обернулся.

– Лукас! Что там происходит? О чем они все говорят?

– Тетя в страшном горе и гневе, казнили слуг, – Лукас сделал паузу, – да еще хотят выяснить, что же случилось с собакой, почему она бросилась с обрыва. Сказали, что если выяснят, что это произошло неслучайно, то тому, кто за этим стоит, грозит страшная кара.

Лейв схватил себя за голову и стал стонать.

– Да, кстати, кузен, что ты сделал с тем стеклом, что я тебе тогда дал?

Эта была последняя капля для Лейва, он подскочил к Лукасу, и схватив за ворот, стал трясти.

– Это не я! – ревел он. – Это Кольбейн! Это Кольбейн дал то мясо собаке! Я не виноват! Не виноват!

Лукас высвободил свою одежду из кулаков Лейва.

– Да, не повезло тебе. Если сейчас выяснят, что это все ты сделал, страшно подумать, какое наказание тебя ждет.

– Кольбейн возьмет вину на себя! Он не станет меня выдавать!

Лукас усмехнулся.

– Ты так думаешь? Мне кажется, он был очень привязан к малышке Гретте. Возможно, его накажут, но и тебя он потянет за собой. А там придется и мне сознаться в том, что я видел…

Глаза Лейва, воспаленные от слез, забегали.

– Что ты видел?

– Как ты добавлял стекло в мясо для щенка.

– Ты не посмеешь!

Лукас вздохнул.

– Придется, дорогой кузен, придется.

Лейв схватил его за руки.

– Прошу, Лукас, не говори им! Умоляю!

Он упал на колени и завыл:

– Прошу! Только не говори им! Прошу!

Лукас молчал и смотрел на корчащегося у него в ногах кузена.

– Я сделаю что угодно, Лукас, только не говори им!

– Ну хорошо. Так и быть, Лейв.

Он похлопал его по плечу и вышел из комнаты.

– Так. Теперь второй.

Но Кольбейна нигде не было, ни в комнатах, ни в главной зале, где лежало тело Гретты. После долгих поисков, Лукас решил выйти издворца и дойти до обрыва, где случилось несчастье. Так и было. Кольбейн стоял на самом краю и смотрел на реку под собой.

«Уж не хочет ли он броситься вниз с горя? – подумал Лукас. – Ну уж нет, кузен, сначала я получу с тебя твою долю унижения, а потом можешь и бросаться».

Он подошел к Кольбейну и встал рядом. Некоторое время они стояли молча. Лукас был не уверен, заметил ли его Кольбейн.

– Это ведь здесь произошло? – начал он. Но Кольбейн не отвечал. Были уже сумерки, дул сильный ветер, он путал длинные черные волосы Кольбейна, его лица Лукас не видел.

– Слышал, уже казнили слуг. Хотят выяснить, что же произошло с собакой.

Лукас замолчал, выжидая, но Кольбейн продолжал безмолвствовать.

– Будут всех расспрашивать, кто что видел. Спросят и меня. А что мне тогда останется делать? Придется сказать, что я видел, как Лейв начиняет собачье мясо стеклом.

Лукас начинал нервничать. Разговор развивался совсем не так, как он рассчитывал. «Он онемел? Почему молчит? Или ему все равно?»

– Лейв не выдержит. Он сдаст и себя, и тебя, Кольбейн. Страшно представить, что тогда вас ждет.

Эти слова наконец возымели действо, Кольбейн поднял голову и посмотрел на Лукаса. И ему стало жутко от этого взгляда. Он отпрянул назад, но решил не подавать вида и сказал:

– Но, если ты хочешь, я могу не говорить дяде и тети, что видел. Мне тоже не хочется, чтобы тебя наказали, кузен.

Неожиданно Кольбейн откинул голову и захохотал. Внутри у Лукаса все сжалось от ужаса.

– Что с тобой, Кольбейн?

Но тот поправил волосы и приблизился к Лукасу.

– Серьезно, ты видел Лейва? Тогда ты точно должен был узнать свои стеклянные шарики, побитые на осколки. Это ты тоже расскажешь, Лукас?

Именно тогда Лукас впервые испытал противное чувство проигрыша и трусости. И еще он понял – Кольбейн его враг.

Огромная мраморная купель была наполнена до кроев ароматной водой с плавающими лепестками цветов на поверхности, мерцающий свет разноцветных светильников наполнял помещение негой. Полдюжины служанок суетились вокруг юного герцога. Одна наливала в воду из фарфоровой амфоры душистое масло, другая растирала плечи и руки своего господина, третья подносила на большом серебряном блюде спелый виноград и сливы, четвертая стояла с кувшином с вином и то и дело наполняла золотой кубок, как только тот пустел.

– Ох, как же мне ненавистны все эти жалкие людишки, – говорил Лукас, отпивая вина, – стану императором, всех их уничтожу.

Он откинул голову и стал смотреть на потолок, выложенный зеркальной плиткой и декорированный лепниной.

– Еще смешнее было слушать эту долгую, нудную речь про достоинства и добродетели барона Эстфолла. Никогда в своей жизни не слышал более глупой и грубой лжи. Ни одного слова правды.