Солнце сияло

– А-ах, – выдохнула Ира, бешено подаваясь ко мне опустевшей обителью в напрасном желании удержать оставившего ее зверя.

Между тем голос рядом с нами, принадлежавший Ларисе, говорил с жарким негодованием:

– Ирка! Это нечестно! Ты же мне обещала! Ты же знаешь, что мне нельзя, как ты себе позволила?!

Задним числом до меня дойдет, что это место было у них рабочей площадкой для таких случаев, как сегодня. Потому-то Ира столь целенаправленно и тащила меня сюда. И накинула на плечи старую куртку, чтобы было что положить на перила.

– Какого дьявола! – выругался я в сторону Ларисиного голоса. Впрочем, не только голоса. Скосив глаза, я отчетливо увидел абрис ее фигуры, светящийся туманец лица, и стояла она не просто рядом, как мне показалось по голосу, а совсем вплотную, едва не касаясь нас.

– Нет, Ирка, ну ты, а! – как не услышав меня, с прежним негодованием проговорила Лариса.

Получалось, если у нее менструация, то из солидарности с ней ее сестра тоже обязана была воздерживаться.

– Какого дьявола! – повторил я, уже не кося глазами, а разворачиваясь в ее сторону.

– Подожди! – произнесла со смешком Ира. И я почувствовал себя в ее руке. А немного погодя и вторая ее рука пришла ко мне, но была она не одна: эта ее вторая рука привела ко мне руку Ларисы. – А если ты с обеими, а? Тебе ведь не привыкать. Снова с обеими. Сможешь?

Я смог. Понукаемый сразу двумя руками, мой зверь, так позорно уподобивший себя пугливому джину, вновь вожделенно вымахнул себя на волю, похоть – вот название чувству, что владело мной, и с какой стати мне было противиться ему? Я только спросил:

– А менструация?

– Какая менструация! – ответила мне Лариса, торопливо свершая с собой процесс освобождения от нейлоново-кружевных оков цивилизации, который, в отличие от нее, Ира проделала с моей помощью.

– Нет у нее никакой менструации, – сказала Ира, вновь давая приют спасающему свою честь джину.

Боковой карман моего пиджака принял новый комок снятого белья, Ларисины руки, придя сзади, впились пальцами мне в тазовые кости, и жесткий вихор ее лобка тесно вжался мне в ягодицы.

Кто говорит, что любовь втроем феноменально остра и дает необыкновенное наслаждение, тот лишь воображал ее себе. Ничего скучнее и механистичнее невозможно придумать. Хотеть и стремиться к ней можно или же по незнанию, или уж по великой необходимости. Любовь – дело двоих, и всякий третий в ней лишний.

Мы еще трудились с Ларисой – Ира извлекла у меня из кармана свое белье и принялась одеваться. Одевшись и присев на корточки, она покопошилась у наших ног и, вытащив из кармана моих брюк сигареты с зажигалкой, закурила. И когда наконец настала пора одеваться и нам, пощелкав зажигалкой, раскурила по сигарете и для нас.

– Давайте, овейтесь как следует, – сказала она. – Чтоб никаких запахов, кроме табачного.

Мы спускались по лестнице, и они держали меня с двух сторон за руки, так что пыхтеть непривычной сигаретой мне приходилось, не вынимая ее изо рта. И когда мы спускались, на какой-то миг меня вдруг опахнуло ощущением, что все это уже было. Единственно что на моем месте был не я.

Первой в квартиру, и отдельно от нас, пошла Лариса.

– А мы через минуту. Постоим подымим еще, – сказала Ира, выпуская в меня дым тонкой сильной струей – зигзагом пройдясь ею от шеи до брючной молнии. – Чтобы, на всякий случай, не вваливаться всем вместе. Ларке, понимаешь, нельзя с Арнольдом – она за него замуж собирается.

– Да? – Сказать, что я удивился, значило бы не сказать ничего. Меня всего прямо вывернуло наизнанку от обалдения. – А что, если замуж, то нельзя?

– Нет, можно. – Ира теперь выпустила дым себе в подставленные ладони. – Но лучше не нужно. Чтобы у него не исчезло желания. Чтобы наверняка.

– Значит, если бы ты собиралась за меня замуж, ты бы со мной не спала? – спросил я.

– Все зависит от ситуации. – Ира отрицательно помахала рукой. – Ларке нужно выйти замуж наверняка, за него и невдолге. Она в этом году получает диплом, пора начинать карьеру, а Арнольд – партия лучше не придумаешь. Сегодня, между прочим, его смотрины. И папе с мамой он понравился, я это вижу. Папа очень хочет, чтобы она вошла в карьеру уже замужней.

– Почему? – зачем-то спросил я.

Хотя меня это интересовало столько же, сколько проблема жизни на Марсе.

– Чтобы она была ограждена от лишних неприятностей. Эстрадная жизнь – подлая штука.

Я попытался сварить своим начавшим похмельно гудеть котелком, что она имела в виду, – и ничего не сварил.

– От каких таких неприятностей ограждена?

– Ну, мало ли молодую женщину ждет неприятностей в этом мире, – уклончиво ответила Ира. И бросила окурок под ноги, наступила на него. – Идем?

– Идем, – подтвердил я, отправляя свой окурок указанным ею путем.