Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

— К сожалению, опять ненадолго, — нахмурился Авель и искоса, осторожно глянул на Этери. Она промолчала, но по ее мгновенно угасшему лицу он понял, что она не только огорчена, но и оскорблена его ответом.,

«Похудела, — с нежностью подумал Авель. — Лицо стало еще тоньше, а глаза грустные-грустные…»

Этери в самом деле изменилась. Не к худшему, нет. Она была все еще хороша. Может быть, даже стала краше, чем прежде. Но куда девалось беспечное, гордое, даже слегка надменное выражение ее милого лица. Во всем облике преобладала теперь задумчивость и какая-то затаенная печаль.

— А где госпожа Мариам и девицы? — спросил Авель, чтобы скрыть неловкость. В глубине души он был даже доволен, что госпожи Мариам нет дома: встреча с ней не сулила ему ничего приятного.

— На базар пошли. Скоро придут, — ответила Надя, Снова молчание.

— Какой день чудесный. Не пройтись ли нам немного? — смущенно глянул он на Этери.

— В самом деле. Пойдите погуляйте, а я тем временем займусь хозяйством, — обрадованно подхватила Надя. Видно было, что она всем своим существом ощущает ту напряженность, которая возникла между Этери и Авелем, и страстно желает, чтобы эта напряженность как можно скорее разрядилась.

Но Этери по-прежнему молчала.

— Пойдем, прошу тебя, — уже более настойчиво обратился к ней Авель.

Этери молча встала и вышла из комнаты, но тут же возвратилась, уже в шляпке с вуалеткой и в перчатках. У Авеля сразу отлегло от сердца. Перед ним опять была прежняя Этери, глядящая на него с прежней радостной и робкой надеждой.

Они медленно брели по залитому солнцем тротуару. Авель искоса поглядывал на девушку, стараясь привыкнуть к новому выражению ее лица.

— Что ты так странно на меня смотришь? — не выдержала Этери. — Я изменилась? Подурнела? Не нравлюсь тебе больше?

У Авеля сжалось сердце.

— Ну что ты! — протестующе воскликнул он. — Как ты могла подумать!

Остановился трамвай. Авель пропустил девушку вперед. Народу в вагоне было совсем мало, но влюбленным казалось, что взоры всех пассажиров с откровенным любопытством уставились на них. Этери долго молчала, задумчиво глядя в окно. Почувствовав, что любопытство соседей по вагону угасло, она тихо сказала:

— Я уж и сама не знаю, что мне теперь думать. Меня измучили сомнения. И потом… У меня больше нет сил выносить постоянные упреки матери…

Авель нежно взял руку Этери:

— Знаю, дорогая. Все знаю. Ты ведь мне писала об этом. Да если бы даже и не писала, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Но пойми и меня тоже. Я не хочу, чтобы ты делила со мною все тяготы моей трудной жизни. Надо набраться терпения и ждать.

— Ждать, — вздохнула она. — Сколько же можно ждать?

Авель удрученно молчал: что мог он ответить на этот вопрос?

Дидубийский сад был полон народу. Слышались звуки сачидао. Авелю вдруг припомнился тот день, когда он впервые увидел здесь известного палавана Кулу Глданели. Вспомнил, как билось и трепетало его сердце, когда он вынул из-за пазухи пачку прокламаций и стал кидать их в толпу. И как испуганно оглянулся он, когда чья-то рука вдруг легла ему на плечо. Это была ее рука.

— Помнишь, как мы с тобой здесь встретились? И ты впервые привела меня в ваш дом? — спросил он.

— Даже и вспоминать не хочу, — с горечью откликнулась она.

— Зачем ты так говоришь?

— Я была ребенком тогда. Будущее представлялось мне в каком-то розовом тумане. Ах, если бы я знала, как грубо и беспощадно разбивает жизнь хрупкие девичьи мечты… Не повстречайся я тогда с тобой, может быть, вся моя судьба сложилась бы иначе.

— Выходит, ты жалеешь, что мы тогда встретились? — дрогнувшим голосом спросил Авель.

— Сама не знаю.

Этери шла рядом, понурив голову.

— У меня нет права упрекать тебя, — задумчиво сказал Авель. — Встреча со мной не принесла тебе радости. Одни только огорчения, волнения, тревоги. И все-таки… Все-таки я надеюсь, что настанет время, когда…

Этери подняла на него глаза, в которых светилась давно знакомая ему робкая надежда.

— Когда у тебя не будет причин жалеть, что ты меня встретила, — твердо договорил он.

— Значит, снова ждать? — вздохнула Этери.

Не так уж трудно было догадаться, какие мысли мелькнули в этот миг в ее поникшей головке. Наверняка она подумала о том, что бесконечное ожидание старит ее, что годы уходят. Что каждый день, канувший в прошлое, невозвратим. Авелю казалось, что он знает наперед все, что она сейчас ему скажет. Но он ошибся. Этери вдруг тряхнула головой, радостно и беспечно, как семь лет назад, и весело сказала:

— Ладно, оставим это! Ты ведь скоро уедешь. Поэтому не будем мучить друг друга. Пока ты здесь, со мной, я хочу быть счастлива. Хоть час, да мой. А там — пропади все пропадом!

Она прильнула к нему. Авель нежно обнял ее и поцеловал долгим-долгим поцелуем. На миг у него возникло такое чувство, словно не было этих семи лет, словно только вчера он впервые приник губами к ее губам и ощутил тонкий, пьянящий, круживший ему голову аромат нежной девичьей кожи.

Уже вечерело, когда они вернулись.