Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

Но подстегивать Васо ему не пришлось. Цуладзе работал четко, как хорошо отлаженный механизм. А главное, был хозяином своему слову. Все, что он обещал, выполнилось неукоснительно, без каких бы то ни было опозданий и задержек. Если Васо обронил слово, даже просто так, вскользь, вроде бы даже ничего точно не обещая, можно было не сомневаться: все будет так, как он сказал.

И еще одна его черта поражала Авеля. Васо был человеком глубоких привязанностей, устойчивых привычек. Он вел строго размеренный, прочно устоявшийся образ жизни. И вот поди ж ты! С необыкновенной легкостью он выразил готовность кинуть весь этот свой налаженный быт, но первому зову перебраться в чужой город, где его ожидала совсем другая жизнь, отнюдь не сулящая ни покоя, ни хотя бы даже относительного благополучия. Жизнь опасная, полная ежечасного риска, требующая огромного напряжения всех сил — как физических, так а душевных…

Авель отправил телеграмму Ладо: выезжаем. Он знал, что нетерпеливому Ладо каждый день ожидания кажется годом.

И вот только теперь, когда все дела и хлопоты была уже позади, Авель решился наконец навестить семейство Гвелесиани.

— Куда это ты собрался на ночь глядя? — удивился Вано.

Авель смутился: он не ожидал от сдержанного Вано такого вопроса.

— Хочу повидать одну знакомую, — уклончиво ответил он.

И тут же поймал себя на мысли, что ему безумно хочется, чтобы Вано расспросил его: что за знакомая? Кто она? Уж не любовь ли тут? Он вдруг почувствовал, как тяжело ему таить в себе свои чувства к Этери, с какой радостью поделился бы он сейчас самыми сокровенными своими мыслями, надеждами, сомнениями… Нет, не совет ему был нужен. Ничьих советов он, пожалуй, слушать бы не стал. Просто до смерти захотелось ему высказаться…

Но деликатный Вано ни о чем расспрашивать не стал. Он лишь пожал плечами и проворчал:

— К ужину, я полагаю, тебя не ждать?

— Да нет, что ты. Я ненадолго.

— Ну смотри. Стало быть, я без тебя ужинать не сажусь.

Подходя к дому Гвелесиани, Авель заколебался: было уже довольно поздно. Прилично ли являться в семейный дом в такой час, да еще не предупредив заранее?..

Но едва только отворилась дверь и он переступил порог этого гостеприимного дома, чувство неловкости сразу исчезло.

Жизнь сестер Гвелесиани вовсе не была такой уж легкой и беспечной. Но в семье у них неизменно царила веселая, праздничная атмосфера. Отчасти это было связано с тем, что в этом доме постоянно звучала музыка. Все сестры прекрасно играли на гитаре, на рояле, все изумительно пели. А Авель, надо сказать, был с детства неравнодушен к музыке. Он чувствовал ее с какой-то особенной силой. Печальная мелодия легко нагоняла на него грусть, иной раз даже слезы невольно набегали на глаза. А веселая, страстная, живая музыка наполняла его душу восторгом, радостным, буйным ликованием.

— В тот раз обещал прийти и не пришел, — укорила его Этери.

— Зато сейчас хоть и не обещал, а явился, — отшутился Авель.

— Опять ненадолго? — спросила Надя.

— Завтра уезжаю, — ответил Авель, глядя на Этери, словно это она задала вопрос.

Этери нарочито безразличным тоном спросила:

— Когда поезд?

— Как всегда, в час.

— Так вы, стало быть, пришли отдать нам прощальный визит? — церемонно осведомилась мать.

— Да… Завтра уезжаю… Вот пришел… попрощаться…

Девушки стали уговаривать его остаться поужинать. Но он помнил, что пообещал Вано к ужину вернуться. Откланявшись, Авель вышел в переднюю. Этери выскользнула вслед за ним.

— Твоя мать со мною сегодня как-то подчеркнуто холодна, — сказал Авель, когда они остались одни.

— Тебя это удивляет? — насмешливо спросила она.

— Завтра поговорим, — шепнул Авель. — Приходи в одиннадцать в Александровский сад.

Этери только вздохнула в ответ. Быстро поцеловав ей руку, Авель убежал…

— Смотри-ка, впрямь вернулся! — хмыкнул Вано при виде своего позднего гостя. — А я, признаться, уже и не рассчитывал…

Стол, уставленный незатейливой снедью, к которой Вано даже не прикоснулся, между тем свидетельствовал об обратном.

Поужинав и наговорившись всласть, они легли спать.

Всю ночь Авель ворочался с боку на бок. То засыпал, то просыпался, снова засыпал. Во сне одна картина сменялась другой. То перед ним возникал рассерженный Ладо с горстью неразобранного шрифта:

— Где были твои глаза, парень?! — гневно восклицал он.

То вдруг являлась надменная мать Этери Гвелесиани.

— Так вы, значит, решили отдать нам прощальный визит?

Проснулся Авель поздно, но ощущение у него было такое, словно он всю ночь не смыкал глаз.

Наскоро перекусив, он помчался в Александровский сад. С Васо он договорился встретиться за пятнадцать минут до отхода поезда прямо на вокзале.

Улицы были немноголюдны, хотя время, как казалось Авелю, было уж не такое раннее. Спросив у прохожего, который час, он с удивлением узнал, что еще нет и девяти. А ему-то казалось, что он уже опаздывает. «Глупец! — выругал он себя. — Я ведь мог назначить ей свидание на два часа раньше. Целых два часа лишних мы могли быть вместе!»