Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

Внезапно до меня донесся чей-то зычный голос — оп шел откуда-то сверху и гремел, усиленный громком эхом, как голос священника в храме:

— Несправедливость существовала всегда и будет существовать во веки веков! Аминь!

Я обернулся к Ладо, чтобы спросить его, что он думает по этому поводу. Но Ладо уже исчез. А голос, доносившийся сверху, вдруг превратился в звон. Невидимые колокольчики звонили все резче, все нестерпимее, пока до меня наконец не дошло, что звон этот доносится не с неба, что звонят где-то здесь, совсем рядом.

Я проснулся.

Звонили в нашу входную дверь.

Мгновенно стряхнув с себя сон, я разбудил Вано Болквадзе. Мы открыли потайную дверь, ведущую из подземелья в дом: там все уже были на ногах. Товарищи, ночевавшие в доме, быстро передали нам свои постели, а затем и сами спустились в подземелье, наглухо закрыв за собой дверь-западню.

Мы приготовились к самому худшему. Напряжение длилось несколько минут, но они показались нам часами. А потом вдруг раздался веселый голос Трифона:

— Выходите! Молодцы, ребята!.. Учебная тревога прошла великолепно.

Поодиночке мы вылезли из подземелья, пряча в карманы непонадобившиеся заряженные револьверы: в случае нападения полиции мы собирались отстреливаться.

Чувство огромного облегчения, вызванное тем, что тревога оказалась ложной, смешивалось с досадой и даже некоторой обидой на Трифона, разбудившего нас среди ночи, не давшего выспаться после трудного, утомительного дня. Впрочем, обида эта быстро рассеялась: мы все прекрасно понимали, что Трифон поступил правильно, решив испытать нашу боевую готовность.

Несколько дней спустя, вернувшись из города, Трифон сказал нам:

— Леонид Борисович хочет поглядеть, как мы устроились. Как думаете? Нарушим для него наш суровый закон?

Что мы могли на это ответить? Красин — это Красин, От него у нас не могло быть никаких тайн.

Но, к величайшему нашему изумлению, Красин явился не один. Он привел с собой совершенно незнакомого нам человека, и это, признаться, нас обескуражило. Чего стоят выработанные нами жесткие правила конспирации, если их можно так спокойно нарушать? Но как только Красин назвал имя своего спутника, мы сразу успокоились.

— Познакомьтесь, друзья. Это товарищ Глебов, — сказал он.

Глебов (он же Носков) был хорошо известен нам, хотя и заочно. Он был членом ЦК, избранного Вторым съездом партии, и сейчас находился в Баку как полномочный представитель «Искры».

Высокий, сутулый, с широкими худыми плечами, слегка рассеянный, вернее, словно» бы погруженный в себя, в какие-то свои мысли, он сразу покорил нас простотой и естественностью обращения. Мы чувствовали себя с ним так, словно были знакомы тысячу лет. Немалую роль тут, конечно, сыграло и то, что Глебов был в полном восторге от продукции нашей «Нины». Рассматривая только что отпечатанные нами экземпляры «Искры», он восхищался:

— Нипочем не отличить от настоящих!

Достав из кармана сложенный вчетверо листок «Искры», отпечатанный в Женеве, он придирчиво сравнивал его с нашими оттисками:

— Ну вот! Попробуй угадай, какой ваш, а какой заграничный!

— А что тут удивительного? — усмехнулся Трифон. — Шрифты мы заказываем в той же словолитне, в какой заказывает «Искра».

— У Лемана?

— Ну да. А «искровскую» бумагу нам поставляют из Лодзи.

— Товарищи! — взволнованно сказал Носков. — Я благодарю вас… Благодарю от имени ЦК, Вы даже сами не понимаете, какое огромное дело делаете. Вот я гляжу на вас… На ваши лица, бледные от постоянной жизни в этом подземелье. Ведь это какая сила духа нужна, чтобы добровольно отказаться от нормальной жизни, от всех человеческих радостей! Какая преданность идее!

Не скрою, мы были тронуты этой внезапной вспышкой чувств у немногословного, даже слегка суховатого Глебова. Но еще больше обрадовали нас слова, сказанные им напоследок.

— Учтите, друзья, — сказал он. — «Нина» — центральная подпольная типография партии. Ваша типография — это всероссийская печка. Она согревает пролетариат всей России!

Слова эти вдохновили нас. Мы были готовы с удвоенной энергией продолжать свою работу: дублировать каждый номер женевской «Искры», увеличивая ее тираж и рассылая ее в самые дальние уголки необъятной Российской империи. Жизнь, однако, вскоре нарушила эти наши планы. Мы узнали о кооптации в ЦО Аксельрода, Засулич, Мартова и Потресова. «Искра» постепенно становилась вотчиной Плеханова.

Наша группа твердо стояла на позициях старой, ленинской «Искры», на позициях большевиков. В споре Ленина с Плехановым и Мартовым мы всей душой были на стороне Ленина. Узнав, что Ленин ведет борьбу за созыв Третьего съезда партии, мы обрадовались: наконец-то давно назревающий нарыв будет вскрыт.

Каково же было наше изумление, когда мы узнали, что Красин колеблется. И даже не колеблется, а прямо и решительно выступает против ленинского требования как можно скорее созвать съезд.