Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

Нет, от меньшевиков он был так же далек, как и мы все. По главным вопросам революционной стратегии и тактики он твердо стоял на ленинских, большевистских позициях. Но он считал, что вести борьбу за немедленный созыв партийного съезда — это значит ратовать за окончательное оформление раскола в партии.

— Поймите! — доказывал он нам. — Там, за границей, кажется, что нет ничего важнее их разногласий, их борьбы друг с другом. Им оттуда не видно, в каких немыслимо трудных условиях приходится нам здесь работать: создавать типографии, добывать деньги, распространять литературу, вести агитацию на заводах…

— Не пойму я, Леонид Борисович! Вы что же, выходит, против того, чтобы решительно осудить позицию Плеханова и Мартова? — спрашивал я.

— Я хочу бороться с самодержавием, а не с Плехановым и Мартовым! — нервно возражал Красин. — Когда победим, тогда и займемся нашими внутренними разногласиями. Сейчас нам реальным делом надо заниматься, а не заседать на съездах.

— Но ведь это примиренчество!

— Ах, Авель! Опять эти ярлыки! Ну что ж, пусть так. Я согласен. Пусть я лучше буду называться примиренцем, чем раскольником. Партия не так сильна, чтобы ослаблять себя расколом.

Но время шло. В душе Красина происходила, по-видимому, какая-то внутренняя борьба. Немалую роль тут играло, я думаю, влияние Старика, как он называл Ленина.

Однажды он показал мне письмо Старика, адресованное ему лично. Письмо пришло из Женевы.

«Если мы не хотим быть пешками, — писал Леониду Борисовичу Ленин, — нам обязательно надо понять данную ситуацию и выработать план выдержанной, но непреклонной принципиальной борьбы во имя партийности против кружковщины, во имя революционных принципов организации против оппортунизма. Пора бросить старые жупелы, будто всякая такая борьба есть раскол, пора перестать прятать себе голову под крыло, заслоняясь от своих партийных обязанностей ссылками на «положительную работу», извозчиков и приказчиков, пора отказаться от того мнения, над которым скоро дети будут смеяться, что агитация за съезд есть ленинская интрига».

Письмо заключалось дружеской фразой: «Жму крепко руку и жду ответа Ваш Ленин».

Однако даже по этому письму видно, что отношения Леонида Борисовича с Ильичей в ту пору отнюдь не были безоблачными.

Позже Красин пересмотрел свое отношение к идее немедленного созыва съезда.

— Старик оказался прав. Надо собирать съезд. Примиренчество обанкротилось, — признал он. — Нам казалось, что мы хотим сохранить единство партийных рядов. А на деле выходило, что эта наша прекраснодушная позиция чревата еще большей опасностью. Нам грозило из боевой революционной партии превратиться в партию говорунов, партию красноречивых ораторов и заумных теоретиков, спорящих о содержании выеденного яйца…

О том, как проходил съезд, Красин мне рассказывал уже в Петербурге. Подробный его рассказ я помню до сих пор чуть ли не слово в слово. А рассказчик он был такой, что все происходившее на съезде стоит у меня перед глазами, словно я сам там был и не только наблюдал воочию все перипетии внутрипартийных дискуссий, но и лично в них участвовал.

Съезд собрался в Лондоне. Заседания обычно шли в задней комнате какого-нибудь ресторана. Не требовалось слишком уж большого помещения, чтобы расположились в нем те сорок — сорок пять человек, которые вместе с гостями и делегатами с совещательным голосом составляли съезд. В дальнем конце ставили стол, за которым размещался президиум и секретари-протоколисты. А перпендикулярно к президиуму, за другим столом, узким и длинным, рассаживались делегаты.

«Генералы»-меньшевики не пустили на съезд своих сторонников. Они отправили их на свою меньшевистскую конференцию в Женеву. Но громадное большинство делегатов оказалось большевиками, так что съезд с полным правом мог называться общепартийным съездом.

На съезде произошло полное слияние организаций, представляемых Красиным, с большевиками левого, ленинского фланга.

Докладчиком по всем основным вопросам на съезде был Ленин. Но он был не только докладчиком. Как я понял со слов Красина, он был душою и мозгом съезда. Его влияние явственно ощущалось в докладах и выступлениях многих делегатов.

В основном докладе Ленин с гневом осудил оппортунистические положения в статьях меньшевистской «Искры». Гнилым идейкам меньшевиков он противопоставил твердую революционно-марксистскую установку, Он богато иллюстрировал свои мысли фактами из истории международного рабочего движения и особенно из текущей борьбы рабочих России. (Первые месяцы революционного 1905 года предоставили ему весьма обильный материал.) Железная логика теоретика, трибуна и организатора революции захватила всех делегатов.