Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Еще до того, как был получен ответ, Гизль знал, что безоговорочного принятия австрийского ультиматума можно не ждать. Приказ о всеобщей мобилизации действовал с трех часов дня, городской гарнизон с большим шумом и поспешностью отбыл, чтобы занять высоты вокруг города, Национальный банк и государственные архивы эвакуировались из Белграда, направляясь во внутреннюю часть страны, и дипломатический корпус уже готовился последовать за правительством к месту его временного размещения в Крагуеваце по пути в Ниш[1451]. Он получил также конфиденциальное предупреждение от одного из министров, участвовавших в составлении ответа[1452]. За пять минут до истечения крайнего срока, в 17:55 в субботу, 25 июля, в австрийской миссии появился Пашич, вручил Гизлю письмо, сказав на ломаном немецком (он не говорил по-французски): «Часть ваших требований мы приняли […] в остальном мы возлагаем наши надежды на вашу лояльность и рыцарские качества как австрийского генерала», и удалился. Гизль быстро пробежал текст презрительным взором, увидел, что ультиматум не принят, и подписал заранее подготовленное письмо, информирующее премьер-министра о том, что вечером он покидает Белград вместе со всем персоналом миссии. Защита австро-венгерских граждан и их имущества была официально возложена на германскую миссию, коды были извлечены из сейфа и сожжены, а уже упакованный багаж был перенесен в машины, ожидавшие у дверей. К 18:30 Гизль, его жена и сотрудники дипломатической миссии уже были в поезде, покидающем Белград. Через десять минут они пересекли австрийскую границу.

Означало ли это начало войны? В любопытной телеграмме Менсдорфу в Лондон от 24 июля Берхтольд поручил послу проинформировать Эдварда Грея, что австрийская нота не является формальным ультиматумом, а представляет собой «демарш, дающий время на размышление», истечение которого без удовлетворительного результата приведет к прекращению дипломатических отношений и началу необходимых военных приготовлений. Тем не менее война все же не была неизбежной: если Сербия впоследствии решит отступить, «под давлением наших военных приготовлений», продолжал Берхтольд, ее попросят выплатить компенсацию затрат Австрии[1453]. На следующий день, когда Берхтольд ехал на запад, в Бад-Ишль, чтобы встретиться с императором Францем Иосифом, телеграмма от начальника Первого отделения графа Маччио из Вены настигла его в Ламбахе. Маччио сообщал, что временный поверенный в делах России в Вене Кудашев сделал официальный запрос о продлении крайнего срока. В своем ответе Берхтольд заявил, что продление невозможно, но добавил, что даже после истечения крайнего срока Сербия все еще может избежать войны, выполнив требования Австрии[1454]. Возможно, эти слова отражали, как считал Альбертини, кратковременный сбой от нервного перенапряжения[1455]. Но, возможно, с другой стороны, они были просто игрой, для того чтобы переиграть время – мы видели, как сильно австрийцы были озабочены тем, чтобы не отставать в своих военных приготовлениях, когда они стали необходимыми.

Оглядываясь назад, становится ясно, что эти маневры в последнюю минуту не принесли особой пользы. 26 и 27 июля от Спалайковича поступили триумфальные депеши с новостями о том, что русские мобилизовали армию численностью 1 700 000 человек и планировали «немедленно начать мощное наступление на Австро-Венгрию, как только она нападет на Сербию». Спалайкович сообщил 26 июля о том, что царь был убежден, что сербы будут «сражаться как львы» и даже могут одной левой разгромить австрийцев контратакой из своих укреплений во внутренних районах страны. Позиция Германии была пока неясна, но даже если немцы не вступят в игру, царь считал, что есть хорошие шансы вызвать «раздел Австро-Венгрии». В противном случае русские «осуществят военный план, согласованный с Францией, так что победа над Германией также будет неизбежной»[1456].

Спалайкович, бывший политический руководитель министерства иностранных дел Сербии, был так взволнован, что позволил себе высказать политическое предложение: «На мой взгляд, это дает нам прекрасную возможность мудро использовать это событие и добиться полного объединения сербов. Поэтому желательно, чтобы Австро-Венгрия напала на нас. В таком случае, вперед, во имя Бога!» Эта экзальтация из Санкт-Петербурга способствовала еще большему ожесточению настроения. Уступка австрийским требованиям в последнюю минуту была немыслима. Пашич долгое время считал, что достичь объедения всех сербов мирным путем невозможно, что это произойдет только в пылу большой войны и с помощью великой державы. Это не было и никогда не могло быть планом как таковым – это было воображаемое будущее, наступление которого теперь казалось неизбежным. Пройдет почти две недели, прежде чем начнутся серьезные бои, но первые шаги на пути войны уже были сделаны. Для Сербии обратной дороги не было.

«Локальная война» начинается