Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Можно сомневаться в том, действительно ли Сазонов был столь боязлив, как предполагают записи Палеолога: в депеше, которую Джордж Бьюкенен отправил по поводу этой встречи, именно Сазонов поднял ставки, заявив, что «России в любом случае придется объявить мобилизацию»[1462]. Впрочем, кто бы ни сказал это, трое собравшихся оценили ситуацию, сложившуюся в результате предъявления Австрией ультиматума Белграду, как серьезную. Сазонов и Палеолог объединили усилия, чтобы убедить Бьюкенена склонить свое правительство к отказу от политики нейтралитета, которая была бы «равносильна самоубийству». Бьюкенен согласился и пообещал сделать «решительные заявления» в своей телеграмме Грею, по поводу необходимости политики «сопротивления германскому высокомерию»[1463]. Граф де Робьен, позже в тот день разговаривавший с послом, был ошеломлен. «За этим гибельным обедом, – вспоминал он, – они все подстрекали друг друга. Палеолог, по-видимому, был особенно пылок, похваляясь своими разговорами с Пуанкаре…»[1464]

На самом деле Сазонова не требовалось убеждать ни Палеологу, ни кому-либо другому. Еще до обеда во французском посольстве он сделал представление австрийскому послу такими словами, которые не оставляли сомнений в том, как Россия понимает сложившуюся ситуацию и как она намеревается на нее реагировать. После того как Фриц Сапари, следуя обычной в таких случаях практике, зачитал вслух текст австрийской ноты, Сазонов рявкнул: «Я знаю, что это. Вы хотите воевать с Сербией! Немецкие газеты подстрекают вас. Вы поджигаете Европу. Вы взваливаете на себя огромную ответственность, и вы увидите, как это повлияет на Лондон и Париж, а может быть и на другие страны». Сапари предложил отправить ему документы с доказательствами, подтверждающими заявления Вены, но Сазонов отмел это предложение, сказав, что ему это не интересно: «Вы хотите войны, и вы сожгли свои мосты». Когда Сапари возразил, что Австрия имеет право защищать свои жизненные интересы и является «самой миролюбивой державой в мире», Сазонов саркастически заметил: «Теперь никто не сомневается, насколько вы миролюбивы, глядя, как вы поджигаете Европу»[1465]. Сапари вышел от Сазонова в состоянии крайнего волнения и бросился прямиком в посольство Австрии, чтобы зашифровать и отправить свой отчет.

Не успел австрийский посол уехать, как Сазонов вызвал в министерство иностранных дел начальника российского Генштаба генерала Янушкевича. Правительство, заявил он, вскоре сделает официальное заявление для прессы о том, что Россия не намерена «оставаться в бездействии», если «достоинство и целостность сербского народа, братьев по крови, окажутся под угрозой» (соответствующий комментарий был передан в газеты на следующий день). Затем он обсудил с Янушкевичем планы «частичной мобилизации против одной только Австро-Венгрии»[1466]. В дни, последовавшие за вручением ноты, российский министр иностранных дел придерживался этой политики твердой решимости, громких заявлений и принятия решений, которые усугубляли кризис.

В 3 часа пополудни началось двухчасовое заседание Совета министров. Сазонов, только что вернувшийся с обеда с Палеологом и Бьюкененом, выступал первым. Он начал с того, что обрисовал картину текущего кризиса на более широком фоне, как он ее видел. Германия, заявил он, уже давно занимается «систематической подготовкой», направленной не только на усиление своего могущества в Центральной Европе, но и на достижение своих целей «во всех международных вопросах, не принимая во внимание мнение и влияние держав, не входящих в Тройственный союз». В течение последнего десятилетия Россия отвечала на эти вызовы с неизменной умеренностью и терпением, но эти уступки просто «поощрили» немцев использовать «более агрессивный подход». Пришло время занять твердую позицию. Австрийский ультиматум был выдвинут «с молчаливого согласия Германии». Его принятие Белградом превратит Сербию, де-факто, в протекторат центральных держав. Если Россия откажется от своей «исторической миссии» по обеспечению независимости славянских народов, она будет «сочтена слабеющим государством», потеряет «весь свой авторитет» и «престиж на Балканах» и «должна будет занять место среди второстепенных держав». Он предупредил, что занятие твердой позиции ведет к риску войны с Австрией и Германией, тем более опасному, что пока еще не ясно, чью сторону примет Великобритания[1467].