Сообщения из Лондона послужили поводом для ожесточенного спора между императором и начальником Генерального штаба. Немецкая мобилизация уже шла полным ходом, а это означало, что огромный механизм плана Шлиффена был запущен. Увидев первую телеграмму Лихновского, Вильгельм высказал мнение, что, хотя
Даже после получения следующей телеграммы Мольтке продолжал утверждать, что план мобилизации на этой последней стадии уже не может быть изменен в такой степени, чтобы исключить развертывание против Франции, но Вильгельм отказался его слушать: «Ваш прославленный дядя не дал бы мне такого ответа. Если я отдал приказ, это должно быть возможно»[1647]
. Вильгельм распорядился принести шампанское, в то время как Мольтке в смятении бросился вон. Дома он заявил жене, что он прекрасно подготовлен к борьбе с врагами, но не с «такими, как этот кайзер». По мнению жены Мольтке, стресс от этого конфликта был таков, что у начальника Генерального штаба случился легкий инсульт[1648].Пробки от шампанского полетели в потолок, а Бетман и Ягов все еще готовили ответ на первую телеграмму из Лондона. Они писали, что Германия примет это предложение, «если Англия сможет гарантировать всей своей вооруженной силой безоговорочный нейтралитет Франции в германо-российском конфликте». Мобилизация будет продолжаться, но немецкие войска не будут переходить французскую границу до 7 часов утра 3 августа в ожидании подтверждения соглашения. Кайзер подкрепил это послание личной телеграммой королю Георгу V, в которой он сердечно принимал предложение «французского нейтралитета под гарантии Великобритании» и выражал надежду, что Франция не станет «возбуждаться». «Войска в моих пограничных районах находятся в процессе отмены, посредством телеграфных и телефонных сообщений, их марша на Францию»[1649]
. Ягов тоже отправил телеграмму Лихновскому с просьбой поблагодарить Грея за его инициативу[1650].