Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Вскоре после этого от Лихновского поступила новая депеша. С нетерпением ожидаемая в 15:30 встреча с Греем состоялась, но, к изумлению немецкого посла, Грей не предложил ни британского, ни французского нейтралитета, и было похоже, что он даже не ставил этот вопрос перед своими коллегами по кабинету. Вместо этого он только намекнул на возможность того, что немецкая и французская армии могут «в случае войны с русскими остаться стоять на позициях друг против друга, не совершая нападения ни с одной из сторон», а затем сосредоточился на описании тех действий Германии, которые могут вызвать британское вмешательство. В частности, Грей предупредил, что «было бы очень трудно сдержать чувства англичан в отношении нарушения бельгийского нейтралитета с любой стороны [Франции или Германии]». Лихновский ответил встречным вопросом, неожиданно поменявшись ролями с министром иностранных дел: готов ли Грей дать ему заверения в нейтралитете Великобритании, если Германия согласится не нарушать суверенитет Бельгии? Как ни странно, эта застало Грея врасплох – он был вынужден заявить, что не может дать никаких таких заверений, поскольку Англия не может связывать себе руки подобными обещаниями. Другими словами, Грей, по-видимому, отказался от своего предыдущего предложения. В то же время он продемонстрировал – возможно, это вышло случайно, – что сделал свое предложение, не проконсультировавшись заранее с французами. В своем отчете об этом, по большей части безрезультатном, разговоре Лихновский просто сообщил, что британцы, вероятно, не были готовы давать какие-либо обещания, которые ограничили бы их свободу действий, но что Грей согласился далее обсуждать возможность франко-германского вооруженного нейтралитета[1651]. В Берлине эта депеша, прибывшая рано вечером, вызвала всеобщее замешательство, и никакого ответа послу отправлено не было.

Тем временем персональная телеграмма кайзера, в которой он сердечно принимал предложение британского правительства о французском нейтралитете, легла на стол королю Георгу V, вызвав панику в Лондоне. Похоже, что в тот день никто не был в курсе гибкой политики и противоречивых обещаний Грея, и министра иностранных дел срочно вызвали в Букингемский дворец, чтобы он дал объяснения и подготовил ответ. Около 21:00 он набросал карандашом текст, который стал ответом Георга V на телеграмму кайзера Вильгельма:

Должно быть, возникло некоторое недопонимание относительно предложения, которое прозвучало в дружеской беседе между принцем Лихновским и сэром Эдвардом Греем сегодня утром, когда они обсуждали, как можно было бы избежать реального военного столкновения между немецкими и французскими армиями, пока еще сохраняется какой-то шанс на соглашение между Австрией и Россией. Сэр Эдвард Грей организует встречу с принцем Лихновским завтра рано утром, чтобы выяснить, есть ли недопонимание с его стороны[1652].

Оставшаяся двусмысленность была развеяна следующей телеграммой от принца Лихновского, который получил «согласие» Ягова на британское «предложение» примерно в то же время, когда король Георг получил теплую телеграмму от своего кузена. С невозмутимой ясностью Лихновский ответил: «Поскольку никакого британского предложения не существует, ваша телеграмма недействительна. Поэтому дальнейших шагов не предпринимаю»[1653].

К этому времени в Берлине было уже около 11 вечера. Мольтке, проливавший слезы отчаяния, запершись в своем кабинете в Генеральном штабе, по поводу приказа кайзера остановить продвижение 16-й дивизии, ждало неожиданное облегчение. Незадолго до полуночи ему было приказано вернуться во дворец, чтобы выслушать новости о последней депеше из Лондона. По прибытии Вильгельм показал начальнику штаба полученные им телеграммы с изложением (уточненной) британской позиции и сказал: «Теперь вы можете делать то, что хотите»[1654].