Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Почему же тогда русские приветствовали французские инициативы в начале 1890-х годов? Немцы, безусловно, способствовали переориентации российской политики, отказавшись продлевать договор, несмотря на предложенное прогерманским министром иностранных дел России Николаем Гирсом улучшение его условий. Указ о германской армии от июня 1890 года, увеличивший численность вооруженных сил мирного времени на 18 574 человек, также сыграл роль, поскольку, в контексте прекращения договора, вызвал в Санкт-Петербурге ощущение угрозы. Отставка Бисмарка и растущее политическое влияние азартного кайзера Вильгельма II, которого царь Александр назвал как-то «вероломным молодым хлыщом»[371], подняли тревожные вопросы о будущей ориентации внешней политики Германии[372]. Перспектива получения от Франции крупных займов на хороших условиях тоже была привлекательной. Но главным катализатором стало другое – опасение, боязнь России, что Великобритания вот-вот присоединится к Тройственному союзу.

Начало 1890-х было кульминацией довоенного англо-германского сближения. Тревогу в Санкт-Петербурге вызвал Занзибарский договор (также известный как Гельголандско-занзибарское соглашение и Англо-Германское соглашение 1890 года) по которому англичане и немцы разменяли различные африканские территории, а Германия приобрела крошечный остров Гельголанд в Северном море. Беспокойство России усилилось летом 1891 года, когда возобновление Тройственного союза и визит немецкого кайзера в Лондон вызвали германофильскую вакханалию в британской прессе. Британия, возвестила Morning Post, фактически «присоединилась к Тройственному или, скорее, Четверному cоюзу»; Англия и Германия, отмечал Standard 11 июля 1891 года, были «друзьями и союзниками с давних времен», и будущие угрозы европейскому миру будут встречены «объединением морской мощи Англии с военной мощью Германии»[373]. Газетные вырезки с подобными заявлениями наполняли депеши французских и русских послов в Лондоне. Казалось, что Англия, соперник России на Дальнем Востоке и в Центральной Азии, собиралась объединить силы с ее могущественным западным соседом и, как следствие, с Австрией, ее соперником на Балканском полуострове. В результате, как предупреждал французский посол в Санкт-Петербурге, произойдет «континентальное сближение между кабинетами Лондона и Берлина» с потенциально катастрофическими последствиями для России[374].

Очевидное углубление близости между Великобританией и Германией угрожало сплавить воедино затруднительное положение России на Балканах с напряженностью, порожденной ее ожесточенным глобальным соперничеством с Великобританией – соперничеством, которое разыгрывалось на нескольких театрах: Афганистан, Персия, Китай и черноморские проливы. Чтобы противостоять этой предполагаемой угрозе, Россия отказалась от своей прежней сдержанности и открыто заключила соглашение с Францией. Гирс, который ранее настаивал на возобновлении Договора перестраховки с Германией, в письме от 19 августа 1891 года своему послу в Париже изложил мысли, лежащие в основе поисков соглашения с Францией: возобновление Тройственного союза в сочетании с «более или менее вероятным присоединением Великобритании к политическим целям, которые этот союз преследует», побуждало Россию и Францию искать «обмена идеями для определения позиции… наших правительств»[375]. Соглашение о взаимопонимании, подписанное между двумя государствами летом 1891 года, должным образом включало ссылку на упомянутую Гирсом угрозу, которую представляло присоединение Великобритании к Тройственному союзу. 18 августа 1892 года последовала франко-российская военная конвенция, а два года спустя страны подписали полноценный союз 1894 года.