Сонджу

Люди теперь лучше одевались, могли себе позволить электрические вентиляторы и утюги и даже телевидение, но они не могли свободно говорить ни о чём, связанном с правительством. Студенты вузов беспокоились о сотрудничестве корейского правительства с японским и продолжали протестовать, даже рискуя быть арестованными. «Никогда не доверяйте японцам. Помните, что они с нами сделали», – говорили и молодые, и старики. Многие были рождены уже после японской оккупации и не испытали того, что испытала Сонджу и другие в её поколении, но для большинства корейцев недоверие и враждебность по отношению к японцам считались чем-то вроде национального наследия, неким коллективным поведением, и они намерены были помнить об уязвлённой национальной гордости.

Письмо матери. 1968 год

Туманным апрельским днём следующего года Сонджу получила телеграмму от сестры, в которой сообщалось, что их мать скончалась от инсульта. Сонджу приняла новость спокойно. Её мать была мертва. Она могла вынести эту потерю. Тишина в доме вдруг стала оглушительной. Смерть всегда приносила с собой тишину.

Затем без предупреждения вдруг нахлынули чувства. Сонджу рыдала, пока не закончились слёзы.

Неделю спустя пришла её сестра с траурной лентой в волосах и вручила ей конверт, адресованный лично Сонджу.

– Я нашла это среди вещей матери.

Сонджу отложила его и спросила:

– Она умерла спокойно?

– Она была без сознания, когда её нашла невестка, и так и не проснулась.

Сонджу кивнула.

Сестра сказала:

– После смерти отца я навещала матушку дважды в месяц. В последний мой визит она получила новости о том, что её сестра скончалась после короткой болезни. Я даже не знала, что у нас была тётя, а ты?

– Когда мне было пятнадцать, я встретила тётю на дне рождения нашего дедушки.

Бедная тётушка, подумала Сонджу. Ей хотелось бы общаться с тётей больше, но это казалось предательством по отношению к матери.

– Ты мне не рассказывала, – заметила сестра с упрёком.

– Матушка не говорила о ней, так что мне казалось, что этот секрет раскрывать не мне.

Сестра не стала развивать тему. Продолжила:

– Матушка была раздавлена этой новостью. Она не плакала, но выглядела потерянной. Я никогда её такой не видела: меня это удивило. Потом она сделала кое-что странное: сняла нефритовую заколку с волос и заменила её ониксовой.

Когда сестра ушла, Сонджу взяла два мыслекамня с комода и начала перекатывать их в ладонях. Она потеряла уже так много людей. А ей только сорок один год.

Дорогая Сонджу!

После смерти сестры я стала размышлять о решениях, принятых мной за годы жизни. Было бы лучше и для тебя, и для всех нас, если бы мы с твоим отцом позволили тебе выйти за того, кого ты выбрала. Но я не могла уступить в этой битве с новым общественным порядком, который разрушил репутацию и честь нашей семьи, пусть даже поражение в этой битве было неизбежно. Я спокойна, зная, что ты будешь бороться за своё будущее по-своему. Надеюсь только, что после моей кончины ты не осудишь меня слишком строго.

2 апреля 1968 года

Её мать, которая всегда вызывала у неё дрожь в руках и зубовный скрежет, её мать, всегда с безупречной осанкой и всегда уверенная в своей правоте – больше она не постучит в дверь, чтобы узнать, как её опозоренная дочь устраивает свою жизнь.

Сонджу злилась на мать столько, сколько она себя помнила. Теперь она сожалела, что всё не могло сложиться по-другому. Она вспомнила, как Вторая Сестра сказала после смерти своего отца, что чувствует себя сиротой. Несмотря на то, какими напряжёнными были отношения Сонджу с матерью, их связывала не только кровь. Их связывало одно и то же желание – занимать в мире определённое место. Теперь Сонджу осознала: из всех троих детей именно она была к матери ближе всех, и именно её мать понимала лучше всего. Внезапно она тоже ощутила себя сиротой.

Сонджу много писала. Некоторые вещи она писала только для себя и не давала их прочесть никому. Когда она решила, что пишет уже достаточно неплохо, то отправила в газеты четырнадцать эссе – только два из них попали в печать. Другие – о домашнем насилии, разводе, опеке женщин над детьми и о женских имущественных правах – оказались, должно быть, слишком радикальными для Кореи 1968 года.

Она не забыла о своём желании сделать что-нибудь на благо страны своими методами. Эссе было для этого недостаточно.