Сонджу

– Не старший. Младший брат вернулся домой месяц спустя и, узнав о смерти отца, приволок двух убийц на могилу отца и застрелил их. А потом вернулся на службу.

Она вытерла лицо и всхлипнула. Сонджу сидела неподвижно. Эта война уже стоила им члена семьи. Грудь сдавило изнутри что-то тяжёлое и вязкое.

– Мне нужно съездить на могилу отца, – Вторая Сестра всхлипнула снова.

– Поезжай, навести свою мать. Возьми с собой старого слугу, – ответила свекровь.

У двери столпились дети.

– Что случилось, мамочка? – спросила Чина.

Сонджу увела детей к себе в комнату.

– С вашим дедушкой, отцом вашей мамы, произошло кое-что плохое, так что ей очень грустно.

– Плохое? – спросила Чина.

– Да. Мама расскажет вам позже.

Той ночью слуга вернулся и сообщил, что Вторая Сестра безопасно добралась до своего родного дома.

Возвращение мужа. Весна 1951 года

В следующие несколько дней вернулись служанки Второго Дома. И хотя жизнь продолжалась, как прежде, война ещё не закончилась. Будущее было неопределённым, особенно для тех семей, чьи мужчины до сих пор сражались на тридцать восьмой параллели. Наконец от мужа Второй Сестры пришло письмо, датированное тринадцатью днями ранее, в котором он писал, что это уже третье их письмо и что они с братом скоро вернутся домой.

Свекровь сообщила, что сбор урожая закончен, потому что на полях работало меньше мужчин и женщинам приходилось брать на себя больше работы. Праздник чхусок прошёл довольно мрачно в отсутствие некоторых членов семьи. Сонджу вдруг поняла, что в Тэджоне чхусок даже не упоминали.

Вторая Сестра ещё не вернулась из отчего дома. Двое её младших детей дремали. Чинвон была в Большом Доме, а свекровь – в своей комнате. Служанки сидели в помещениях для слуг. Сонджу прислонилась к стене в передней, залитой лучами послеполуденного солнца. Чхулджин и Чина носились по внутреннему двору, болтая и смеясь. Сонджу слышала их голоса: кажется, они играли во дворе уже какое-то время. Затем она услышала гул низко летящего самолёта и без раздумий пригнулась, готовая броситься к детям, чтобы защитить их. Однако она остановилась, когда во двор ворвался горбун и объявил торопливо:

– Отставшие от основных войск вражеские солдаты терроризируют народ по пути на север. Они могут пройти здесь.

В переднюю вышла свекровь.

– Их заметили поблизости? Откуда ты знаешь?

– Мой свояк из Гонджу. Он сказал, что враг сейчас где-то около Маари и что эти солдаты крадут еду и похищают людей, а потом убивают их. Мне нужно идти. Надо предупредить остальных.

В отсутствие молодых активных мужчин новостей в деревню приходило очень мало. Деревенские теперь полагались на горбуна, чтобы получать информацию о войне. Как и муж Сонджу в начале войны, горбун регулярно ходил на железнодорожную станцию и говорил с управляющим и пассажирами.

Вскоре свёкор отправился обсудить вопрос с хозяином Большого Дома. Вернувшись, он сообщил жене и Сонджу, чтобы они ежедневно посылали слуг в ближайшие деревни и города к югу и западу, чтобы узнать о местонахождении северокорейских солдат.

Четыре дня спустя свёкор сказал Сонджу:

– Группу вражеских солдат заметили в деревне к югу отсюда. Молодым здесь оставаться небезопасно. Наши служанки вернутся к семьям. А ты возьми Чинвон и младших детей и поезжай в дом моего шурина. Чхулджина и Чину оставь с нами.

На следующее утро, видя, как Сонджу собирается в дорогу, Чхулджин и Чина повисли на ней, плача:

– Возьми нас с собой! Пожалуйста!

В их глазах Сонджу читала тот же страх, который преследовал их в Тэджоне. Она наклонилась к ним.

– Мы скоро вернёмся, вот увидите.

– Нет! Тебя не будет долго-долго, и тут опять будут стрелять и взрывать!

Чхулджин плакал, тряся ногу Сонджу, пока его сестра цеплялась за руку Сонджу и рыдала:

– Мама… я хочу к маме…

Свекровь отцепила их от Сонджу.

– Они вернутся через пять дней. Может, раньше.

Всё ещё плача, дети наконец отпустили её – лица их были мокрыми от слёз.

Сонджу отвернулась, украдкой промокнув глаза рукавом.

Старый слуга вёз в тележке сумки с одеждой и мешок риса. Сонджу несла Чинджу на спине и держала за руку Чинджин. Чинвон не несла ничего. Всю дорогу, пока они не прибыли в удалённую деревушку ранним днём, Чинвон повторяла, как скучно ей там будет. Устав от её жалоб, Сонджу спросила:

– Ты бы предпочла рискнуть и быть изнасилованной?

Вместо ответа Чинвон пнула камешек.

В этой деревне, состоявшей менее чем из четырёх дюжин домов, время тянулось бесконечно. Они не знали местных и не осмеливались гулять в лесу. В отсутствие развлечений Чинвон и дети часто спали днём. Часы между утром и ночью казались невыносимо долгими.

Её муж был в безопасности, но вот Кунгу… Сонджу закрыла глаза и потёрла лоб, пытаясь избавиться от мрачных мыслей. Она почувствовала, как её дёргают за юбку.

Чинвон села на полу и сказала:

– Я тут подумала… – она сложила руки, как будто в молитве. – Тёмно-синяя блестящая бархатная юбка. Вот чего я хотела бы перед смертью.