Сонджу

Сонджу обрадовало желание этой женщины учиться чему-то новому, особенно учитывая её слова в день шитья йо о том, что она больше не позволяет себе мечтать. Сонджу начертила таблицу на листе бумаги и заполнила её согласными по горизонтали и гласными по вертикали, называя согласную и гласную вместе, чтобы сформировать иероглиф. Позанимавшись с ней немного, Уши Будды ушла с алфавитной таблицей, стопкой пустых листов и несколькими карандашами, чтобы потренироваться дома. Сонджу пообещала, что даст ей рукописную копию «Последнего листа», чтобы она могла поупражняться в чтении самостоятельно. Прежде чем приступить к переписыванию книги, Сонджу легла на пол, подняла руки и ноги вверх и несколько раз взмахнула ими, выплёскивая свою радость.

К началу весны ещё две женщины присоединись к книжному клубу. Птицы вернулись с зимовки, рабочие начали обрабатывать поля. Вторая Сестра по-прежнему запиралась в комнате и плакала целыми днями. Сонджу всё больше времени проводила со всеми четырьмя детьми.

В середине марта пришёл горбун, объявивший, что союзные силы заставили врага отступить обратно к тридцать восьмой параллели, и Сеул был освобождён. Услышав новости, Сонджу при каждом свистке поезда в отдалении ждала прибытия мужа и его брата. Она проверяла бутоны на вишнёвых деревьях каждый день: когда первый из них раскрылся, Чинджу исполнилось два года.

Однажды, через несколько дней после новостей, Сонджу обнаружила шестилетнюю Чину, тихо сидевшую в одиночестве на веранде. Она сидела, опираясь ладонями на деревянные доски и вытянув ноги. Рядом стоял её школьный портфель: она пришла на веранду сразу после школы. Чина взглянула на Сонджу.

– Мне нравится смотреть на растения. Можно я посижу здесь?

Она помогала дедушке выращивать новые цветы в саду, когда почва становилась влажной после весеннего дождя.

– Конечно, – Сонджу присела рядом с ней.

– Вы с мамой раньше говорили тут о взрослых делах, – сказала девочка, не глядя на Сонджу.

– Да, но ты можешь остаться, – ответила Сонджу. Бедный ребёнок – её мать теперь совсем с ней не общалась. – Твои подопечные уже подросли.

Чина растопырила пальцы на руках и посмотрела на них.

– Надеюсь, эти цветы будут красными. Хочу покрасить ногти лепестками, – сказала она ничего не выражающим ровным голосом.

Сонджу вспомнила, какой отвергнутой себя чувствовала, когда собственная мать отказалась расчёсывать ей волосы в пять лет. Придвинувшись ближе, она обняла Чину обеими руками.

– Когда они расцветут, покрасишь заодно и ногти Чинджу, и мои тоже?

Все четверо детей играли за домом, оживлённые теплом апрельского солнца. Сонджу слушала, как они болтают и спорят: ей хотелось, чтобы Вторая Сестра вышла к ней на веранду, улыбаясь, как раньше. Иногда она всё ещё замечала печаль на лице Чину: когда девочка спорила с братом, в ней остро чувствовались горечь и обида. Уже смеркалось. Сонджу подумала, что скоро надо будет позвать детей домой. Тогда она услышала:

– Мы дома!

Сонджу бросилась в направлении голоса. Свекровь, бегущая следом, даже потеряла одну туфлю по пути во двор – так она спешила взять сыновей за руки, но не успела она к ним прикоснуться, как появился свёкор и отвёл сыновей на мужскую половину дома. Те повернулись и, быстро поклонившись матери, скрылись в доме вслед за отцом. Свекровь опустила взгляд, пробормотав что-то нелестное себе под нос, направилась в дом и надела туфлю.

Сонджу прошла на задний двор и сказала детям Второй Сестры:

– Ваш папа приехал домой, – затем повернулась к Чинджу: – И твой папа тоже. Мы поприветствуем их, когда они закончат говорить с дедушкой.

Хлопая в ладоши и смеясь, дети побежали за ней в гостиную. Они сели бок о бок, как воробьи на проводах, и стали ждать. Через какое-то время они заскучали: Чхулджин и Чина толкали друг друга, Чинджин спрашивала об отце, а Чинджу глазела на Чхулджина и Чину. Хотя Сонджу часто рассказывала Чинджу об отце, дочери ещё предстояло узнать его заново после девяти месяцев отсутствия.

Прошло, должно быть, минут пятнадцать, когда в комнату зашёл, опустив голову, муж Второй Сестры. Его дети тут же закричали:

– Папа!

Он поднял голову и подошёл. Затем забрал своих детей и увёл их к себе в комнату.

Сонджу изучала взглядом исхудавшее лицо своего мужа, который подошёл к ней. Она сказала:

– Добро пожаловать домой.

– Ужасно, что с отцом Второй Сестры такое случилось, – сказал он, беря Чинджу на руки. – Мне нужно вымыться.

Сонджу велела служанкам нагреть воду в бане, и когда ужин был готов, отнести подносы с едой в комнату Второй Сестры. Отнеся поднос свёкру, она села с Чинджу за стол в гостиной, рядом с мужем и свекровью, которая накладывала сыну ещё мяса, спрашивая:

– Как ты жил в Пусане? Вас хорошо кормили?