Сопротивление и покорность

Ну вот, кажется, уже решено, что я не смогу попасть к вам на Рождество, правда, никто не решается сказать мне это. А почему бы, собствен­но, не сказать? Думают, что у меня не хватит соп- tenance? У англичан для такого состояния есть меткое словцо «тантализировать»... Мне бы хоте­лось завтра сказать тебе, что для меня ход моего дела вполне определенно есть вопрос веры, и у меня такое чувство, что он слишком уж стал за­висеть от расчета и предосторожности. Для меня действительно не имеет значения в какой-то степе­ни детский вопрос о том, буду ли я на Рождество дома или нет... Я думаю, что мог бы охотно этим пожертвовать, если бы делал это «в вере» и знал бы, что так и должно быть. «В вере» я могу все перенести (надеюсь), в том числе и приговор и другие последствия, которых опасаешься (Пс 17, 30), но пугливая осторожность разъедает. Не бес­покойся обо мне, прошу тебя, если произойдет что-нибудь дурное (можно опасаться перевода в концлагерь). Другие братья это уже испытали. Но метание без веры туда-сюда, бесконечное взве­шивание возможностей без действий, нежелание риска,— вот где реальная опасность. Мне бы хоте­лось знать наверняка, что я в Божиих, а не в чело­веческих руках. Тогда все станет легко, даже самые суровые лишения. Для меня сейчас дело не в «понятном нетерпении» (думаю, что могу это действительно сказать), как, возможно, будут говорить, а в том, чтобы все происходило в вере...

Кстати, ты должен знать, что я еще ни разу не жалел ни о том, что в 1939 году¹⁷ вернулся, ни о чем-либо еще, что последовало за этим. Все это было совершено абсолютно сознательно и с чистой совестью. Я не желаю вычеркивать из моей жизни то, что произошло с тех пор, ни лич­ные моменты (... Зигурдсхоф, Восточная Пруссия, Этталь, моя болезнь и твоя забота обо мне, жизнь в Берлине), ни общие. А то, что я сейчас сижу в тюрьме (помнишь ли ты, о каком годе я проро­чествовал тебе прошлым мартом?), также отно­сится к участию в судьбе Германии, на которое я решился. Я не сетую на прошлое и без ропота принимаю настоящее; но мне не хотелось бы из-за чьих-то махинаций оказаться в неопределенном положении. Мы можем жить лишь в определенно­сти и в вере — ты среди солдат там, на воле, я — в камере.

В «Imitatio Christi» читаю по этому поводу: «Custodi diligenter cellam tuam, et custodiet te».

Бог да сохранит нас в вере.

Сочельник 1943 

Сейчас половина десятого вечера; я провел не­сколько замечательных мирных часов и с глубо­кой благодарностью думал о том, что вы сегодня, возможно, собрались вместе...

То, что мы и в этом году смогли обменяться лозунгами, было для меня одним из самых боль­ших рождественских подарков. Я много раз ду­мал об этом, надеялся, но не считал, что это ока­жется возможным. Теперь эта книга, которая так помогла мне в прошедшие месяцы, будет сопро­вождать нас и в грядущем году, и мы, читая ее по утрам, будем вспоминать друг друга с особым чувством. Великое вам спасибо!..

О разлуке, которая вам предстоит, мне бы хо­телось кое-что сказать. Стоит ли говорить, на­сколько тяжело для нас расставание. Вот уже три четверти года я оторван от всех тех, к кому привязан, и за это время собрал кое-какой опыт, которым хочется поделиться...

Во-первых, ничто не может возместить отсут­ствие милого нам человека, тут даже нечего и пы­таться; нужно просто постараться все перетерпеть и выдержать; это звучит поначалу очень жестоко, но в этом кроется вместе с тем и утешение; ведь если пустота так и остается незаполненной, люди оказываются связанными ею друг с другом. Не­верно говорят, будто Бог заполняет пустоту; Он вовсе не заполняет ее, напротив, Он оставляет ее незаполненной и помогает нам тем самым сохра­нить нашу старую привязанность, пусть это и со­пряжено с болью. Далее, чем прекраснее и полнее воспоминания, тем тяжелее дается разлука. Но чувство благодарности преображает муку воспо­минания в тихую радость. То, что было прекрасно в прошлом, носишь в себе не как занозу, а как дра­гоценный дар. Нужно остерегаться перебирать во­споминания, отдаваться им, точно так же как не­льзя любоваться дорогим подарком то и дело, но лишь в особые часы; а в остальное время просто владеть им как сокровищем, в котором можно быть уверенным,— вот тогда от прошлого исхо­дит непрестанная радость и сила. Далее, период разлуки нельзя считать потерей для совместной жизни, бесполезным временем, во всяком случае, он не должен быть таким; напротив, в этот пе­риод, несмотря на все проблемы, формируется на удивление сильная общность. И еще: я здесь осо­бенно понял, что с фактами всегда можно справи­ться и что лишь забота и страх перед ними разду­вают их до невозможности. От первых мгновений бодрствования до отхода ко сну мы должны пору­чать близкого нам человека Богу, а наши заботы о другом превращать в молитвы за него. «В забо­тах и тоске... у Бога ничего не допросишься!»

Первый день Рождества