Сопротивление и покорность

Когда я думаю о тебе по утрам и вечерам, я должен основательно остерегаться, чтобы в мы­слях не застревать на заботах и лишениях, выпав­ших на твою долю, с тем чтобы получилась на­стоящая молитва. В этой связи мне хотелось бы поговорить с тобой о молитве в беде. Дело это трудное, но недоверие, которым оно у нас сопро­вождается, не лучше. В псалме 49 прямо гово­рится: «Призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня». Вся история чад Израилевых состоит из таких воплей о помощи.

И я должен сказать, что последние две ночи снова поставили меня перед этим вопросом. Когда бом­бы так и рвутся вокруг дома, я ни о чем не могу думать, как только о Боге, о Суде Его, о «простер­той длани» Его гнева (Ис 5,25 и 9,11—10,4), о моей недостаточной готовности; я чувствую, что про­изношу нечто вроде обета, и тогда я думаю о вас всех и говорю себе: лучше меня, чем кого-либо из них,— и ощущаю при этом, как сильно я к вам привязан. Хватит на эту тему, об этом можно го­ворить только в устной беседе,— но все-таки это именно так — только беда встряхивает нас и за­ставляет молиться, и каждый раз я воспринимаю такое положение вещей как нечто постыдное, но так оно и есть. Может быть, все дело в том, что до такого момента я просто не мог обратиться к дру­гим с христианским словом. Когда мы вчера вече­ром опять лежали на полу, и один из нас (надо сказать, довольно легкомысленный парень) до­статочно громко восклицал: «О Боже, о Боже!» — я не мог заставить себя как-то ободрить его по- христиански, утешить, но, как сейчас помню, взглянул на часы и только сказал: «Это продлится еще максимум 10 минут». Все произошло само со­бой, без какого бы то ни было расчета, и, наверно, связано с чувством непозволительности использо­вать такой миг для религиозного вымогатель­ства. (Кстати, Иисус на кресте тоже не уговаривал разбойников, а один из них сам к нему обратился!)

К моему горю, меня позавчера постигла боль­шая утрата. Один из умнейших и, на мой взгляд, по-человечески симпатичнейших людей в этом до­ме был убит в городе в результате прямого попа­дания. Я бы непременно познакомил тебя с ним позднее, у нас было много планов на будущее. Мы много и хорошо беседовали, недавно он принес мне книгу «Домье и юстиция» — она еще у меня; это был по-настоящему образованный человек, вышедший из рабочей среды, философ, отец троих детей. Я был потрясен.

В последние дни я снова занялся небольшой литературной работой, я уже писал тебе о ней; это встреча двух людей, связанных многолетней дружбой, после долгой разлуки из-за войны. На­деюсь, скоро перешлю тебе этот диалог. Не бой­ся, это не роман с прозрачными прототипами!

...В прежние времена одной из тех проблем, с которыми мы теперь вынуждены справляться, хватило бы, чтобы загрузить нас полностью. Сей­час же мы должны приводить к одному знамена­телю войну, брак, церковь, профессиональные во­просы, заботы о жилье, опасность, угрожающую близким людям, их смерть, да к тому же и мою теперешнюю особую ситуацию. У большинства людей эти вещи ведь идут, наверно, сами по себе. Для христианина и для «образованного» это не­возможно, он не потерпит ни внутреннего раско­ла, ни разрыва; общий знаменатель надо искать как в сфере мысли, так и в жизненной, единой для личности позиции. Кто позволяет событиям и проблемам разрывать себя, тот не выдержал испытания ни для настоящего, ни для будущего. Про юного Витико сказано в одном месте, что он отправился в странствие по миру, «чтобы со- делать полноту»; речь идет об avOpcorcoq xeXeioq (ведь teXeioq первоначально означало «всецелый, пол­ный», т. е. совершенный). «Вы должны быть со­вершенными (тё^еюс;), как «совершенен» наш не­бесный Отец» (Мф 5, 48),— в отличие OT'avf|p 8i- — «двоедушного» из Послания Иакова (1, 8). Витико «соделывает полноту», стремясь найти свое место в реальной жизни и прислуши­ваясь к советам бывалых людей, т. е. являясь чле­ном этой «полноты». Не станешь «целостным» сам по себе, но лишь только с другими вместе...

Я только что взялся за «Историю прусской Академии» Гарнака — очень хорошая книга. Мне кажется, что в этой теме как раз его сердце, да он сам не раз говорил, что считает ее своей лучшей книгой.

Как ты себя чувствуешь в физическом отноше­нии? Я, на удивление, все еще хорошо. Сказыва­ется, видимо, сознание абсолютной недопустимо­сти болезни здесь. Для чтения я еще нахожу силы и сосредоточенность, а для писания, для творче­ской работы — не всегда, но все-таки время от времени получается неплохо. Не знаю, смогу ли я снова привыкнуть к людям?..

1.2.44 

Сагре diem — в моем случае это значит, что я использую любую возможность, чтобы послать тебе привет. Во-первых, я мог бы неделями без остановки писать тебе о том, что необходимо тебе рассказать, а во-вторых, никогда не знаешь, ско­лько это еще продлится...