«Пограничная личность почти не может символически играть с бессознательным, сознательно влиять на него или позволить сознательной личности быть под влиянием бессознательного. Вместо этого бессознательное демонстрирует себя в том, как пациент дает крайне конкретные ассоциации на сновидения, редко ведущие к другим ассоциациям, или переходит к несвязному потоку мыслей, или, наоборот, проявляется его полная неспособность к свободным ассоциациям или воображению. Пограничная личность может быть экстрасенсом или творческим и одаренным человеком, и все же такие люди обычно являются лишь „антеннами“ для этой информации и вряд ли могут взаимодействовать с ней осмысленным образом. Пограничные люди могут часто использовать свои психические таланты, чтобы помочь другим, но почти совсем не могут помочь себе. Подчиненные бессознательному, они чувствуют себя совершенно беспомощными при встрече с его содержаниями. Поэтому трансцендентная функция является решающей для терапии пограничной личности» (Шварц-Салант Н., 2010, с. 320).
Трансцендентная функция предполагает активную конфронтацию между сознанием и бессознательным, которая приводит к появлению новой символической формы, превышающей конфликт внутренних противоположностей, и в результате – к достижению большей психической целостности.
Если внутренние оппозиции диссоциированны или слиты, то невозможна их конфронтация и появление третьего, символического образа, поскольку для этого необходимо пространство, в котором можно ощущать и удерживать противоположности.
На дефицит символической функции у «как бы» личности обращает внимание и Х. М. Соломон. Она отмечает, что потрясающее впечатление производит внезапное столкновение с конкретными и несгибаемыми состояниями у пациента, который вообще-то способен изящно работать на уровне абстракции и только что говорил о недавнем сновидении или жизненном событии, виртуозно используя символы (Solomon H. M., 2007).
В композиции спиралью представлены противоположности: верх и низ, сознательное и бессознательное, тяга к слиянию и стремление к дистанцированию, две силы, между которыми отсутствует пространство, а есть лишь точка перехода, где находится перо. Точке недостает объема, который мог бы быть «контейнером» для разнонаправленных тенденций. Это наглядный образ для отмеченной Н. Шварц-Салантом важной особенности пограничной личности: присутствующим одновременно слиянию и разъединенности не достает третьего пространства, того «контейнера», который мог бы помочь различить «внутреннее» и «внешнее».
Обратим внимание на способность спирали скручиваться до полного исчезновения и раскручиваться бесконечно далеко, т. е. быть ничем не ограниченной и в горизонтальной плоскости, что опять же наводит на размышления о необходимости внутреннего «контейнера» для удержания противоположных тенденций.
Однако сам поднос служит достаточно хорошим удерживающим «контейнером» для того, чтобы процессы могли свободно протекать. Нетрудно увидеть систему прямоугольников – влажного и сухого песка, внутреннего синего и внешнего желтого цветов – как своеобразный «контейнер» для изображенной спирали. В таком защищенном пространстве процесс индивидуации может рискнуть сдвинуться с мертвой точки.
Многогранность и лаконичность спирали многие века поражала воображение людей. В композиции оба процесса – втягивание и выталкивание, слияние и сепарация – представлены этим древнейшим символом. Скручивающаяся и раскручивающаяся, она указывает на непрерывность движения, созидания и разрушения, жизни и смерти. Как символ развития, познания, индивидуации спираль обладает качеством нуминозности и сочетает в себе возвышенные и демонические свойства. Она несет мощный обновляющий потенциал, и то, что пугает разрушением, ведет к обновлению. Эта композиция отражает трансформацию мертвенности в зарождающийся вновь архетипический процесс.
На последующие песочные построения можно взглянуть как на исследование оппозиций дистанцирования и слияния, процесс последовательного продвижения в осознавании их.
Стоит осел. Ему совершенно не хочется туда идти, он орет и упрямится, там совершенно нечего делать. Он стоит, потому что идти-то больше некуда. Стоит, орет, возмущается. Без фигуры коровы было бы совсем плохо, пустынно, а с ней спокойнее. Ее присутствие незримо, она как дух, ее не видно. Она оживляет пустыню. Не так тогда страшно одиночество пустыни. А так здесь совершенно ничего нет, кроме песка, под песком – камни. Здесь очень пусто.
Когда умирает человек – это трагедия, но страшнее при жизни потерять человека, отношения с ним. Это неисправимо. Осел совершенно точно похож на меня. Не могу выбрать направление, куда пойти, топчусь, и поэтому мне тяжело. Ничего не делать гораздо тяжелее, чем что-то делать. Ни с профессией, ни с жильем. У буриданова осла два стога было, а здесь сколько? Это богиня – не знаю, зачем.