Социум

— Я тоже. Но иногда другие просят закурить.

— Не думаю, что это поможет.

Инспектор снова принялся мерить шагами камеру. Четыре шага вперед, оборот, четыре назад, и снова.

— Не понимаю, — сказал он. — Решительно вас не понимаю. Неужели это вам так тяжело сделать несколько покупок?

— Нет, — ответил Вебельман, — не тяжело.

— Тогда почему?

— Не хочу.

— Глупо, — сказал Фрэнк. — Ребячество. Ослиное упрямство.

— Принцип, — возразил математик. Он покопался в нагрудном кармане рубашки, вынул оттуда сложенный помятый листок и положил его на тюремный стол. — Вот.

Инспектор перестал колесить по камере и подозрительно уставился на исписанный формулами клочок бумаги.

— Что это?

— Будущее, — коротко резюмировал арестант.

— В каком смысле?

— В математическом. Если выразить эту формулу графически… Вы представляете себе затухающую синусоиду?

— Что?

— Я позволил себе сделать расчет вашей экономической модели.

— Я ничего не смыслю в математике, — сказал инспектор, — но вижу свое будущее довольно ясно. А ваше — не вижу вовсе. Потому что у вас нет будущего. В девять утра начнется суд. В девять двадцать — судья ударит молотком по столу и объявит приговор. В самом лучшем случае вас признают недееспособным и пожизненно запрут в сумасшедший дом.

— Что же тогда в худшем случае?

— В худшем — дело кончится лишением вас гражданства.

— Я не слишком большой патриот, — ответил Вебельман, — и надеюсь это пережить.

Инспектор удивленно вскинул брови:

— Пережить? Пережить?! Вы так ничего и не поняли? Как раз этого-то права у вас и не будет!

Коммуникатор Фрэнка издал новый тревожный сигнал.

— Прощайте, — сказал инспектор. — Меня зовет мой гражданский долг. Я потратил на вас много времени, но все было напрасно. Больше я ничем не могу вам помочь.

Лев Соломонович протянул инспектору исписанный формулами листок.

— Прошу вас, возьмите. Мне больше некому это передать.

— Эти цифры мне ничего не говорят, — сказал Фрэнк, — и я не знаю никого, кто способен это понять.

— Тогда возьмите это на память, — ответил математик. — Через полтора года… Самое большее, через двадцать месяцев — вы все поймете.

Инспектор задумчиво взвесил на ладони сложенный листок и нажал кнопку вызова охраны.

Последнее предупреждение Фрэнк получил у входа в ночной магазин.

— Мы уже закрываемся, — проворчал охранник.

Фрэнк молча показал ему текст уведомления, и под недоуменно-сочувственное: «Надо же было так дотянуть…» — был нехотя пропущен через турникет. Он механически толкал тележку между стеллажами безлюдного полутемного супермаркета, не в силах решить, в какой ряд свернуть. В конце концов, так и не выбрав, он свернул в первый попавшийся и увидел бесконечные ряды кофейных банок. «Свежий, бодрящий, насыщенный вкус» — мелькали надписи на боках пестрых разнокалиберных упаковок. «Теперь еще больше! Еще насыщенней!» Процесс выбора всегда излишне утомлял Фрэнка. На минуту его охватило чувство полной безысходности. Сделав над собой усилие, инспектор пошел вдоль ряда, наугад выхватывая банки и сваливая их в корзину.

На кассе он сунул руку в карман за кредиткой, и оттуда выпал исписанный листок.

— Что это у вас такое странное? — поинтересовалась кассирша, с любопытством разглядывая незнакомые символы.

— Будущее, — рассеянно ответил Фрэнк.

— О! — сказала кассирша. — Как интересно! И какое оно?

— Я не знаю, — ответил инспектор. — Вы представляете себе затухающую синусоиду?

— Нет.

— И я — нет. И в этом наше счастье, — сказал Фрэнк.

Касса зажужжала и звякнула, выплюнув ленту чека с благодарственной надписью за исполнение гражданского долга. Коммуникатор Фрэнка издал победный сигнал официального уведомления. Инспектору не нужно было читать сообщение — он знал его дословно.

Александр Сальников . Успеть до дождя

Лампочка над дверью сменила цвет на зеленый.

Елисей длинно втянул ноздрями пахнущий антисептиком воздух приемной и раскусил капсулу припрятанного за щекой бензо.

Камера под потолком скрипнула. Под ее бдительным взглядом Елисей поправил галстук. Под сердцем нехорошо заворочалось. Елисей сглотнул горечь препарата и в три шага одолел ковровую дорожку. Прежде чем он потянул на себя дверь, датчик эмо-фона на левом мизинце начал набирать желтизну.

— Разрешите, Дормидонт Прасковьевич? — улыбнулся Елисей и вошел.

Начальник Службы контроля социальной эффективности по Четвертому округу не стал отвлекаться от экрана, просто махнул рукой. Елисей незаметно отер ладони о брюки и сел на краешек кресла для посетителей.

— …вызвала серию взрывов в буферной зоне, — отразился от оконного стекла голос ведущей вечерних новостей. — Как сообщают официальные источники из Службы безопасности и правопорядка, больше никто не пострадал.

— Лемминги, мать их, — пробурчал шеф и еще больше нахмурился.

— Зато хоронить не надо, — в унисон откликнулся Елисей, косясь на мизинец. Кольцо на нем светилось уже светло-желтой охрой.