Совдетство. Узник пятого волнореза

Лучше всего устраняет подозрительные запахи изо рта мускатный орех, Тимофеич всегда носит его в заднем кармане брюк. Достаточно маленького кусочка, чтобы забить любой нехороший «выхлоп». Помогает также «холодок», одна таблетка — и порядок. Пархай использует в этих целях валидол, который тырит у своей подслеповатой бабки. Но мятный запах сразу вызывает подозрение у взрослых, заставляя их принюхиваться. Самый заядлый курильщик в нашем классе Сашка Сталенков на этом уже не раз засыпался: как войдет в помещение, так всем дурно становится, особенно учителям: ментол почему-то усиливает запах табака, придавая ему гнусную пронзительность. Но есть и другой способ, очень простой: надо широко открыть рот, чиркнуть спичкой и резко вдохнуть горячий серный дымок. Эффект как от мускатного ореха. Так мы и поступили. Оказалось, не напрасно.

Едва мы с независимым видом вышли из укрытия, Нинон метнула в нас подозрительный взгляд, сплюнула с губ шелуху и строго крикнула сыну:

— А ну, охломон, сюда иди!

— В чем дело, женщина? — задиристо ответил юный мингрел: портвейн сделал свое дело.

— Я тебе сейчас покажу «женщину»! На всю жизнь запомнишь!

Воспользовавшись заминкой, я тихой сапой скользнул в нашу комнату, чтобы переодеться. Поднимаясь по лестнице, я понял, что отсутствие перил — опасный недостаток. Меня пошатывало, хотелось петь и шкодить. Продолжение ссоры было слышно через открытое окно.

— Куда собрался на ночь глядя, засранец?

— В кино.

— Телевизор есть.

— Нин, пусть сходят! — вмешалась тетя Валя. — Взрослые ребята. Все равно туда-сюда слоняются.

— Я тоже хочу в кино! — заныла Лиска, ей, видно, уже поднадоела изуродованная «сонька».

— И я хочу! — выскочил, как чертик, из кустов Мишаня с граблями.

— Молчи уж, шакал! — цыкнула на него казачка, и обжора скрылся.

— Нельзя — этот фильм детям до шестнадцати, — поспешно ответил Ларик, так как присутствие малолеток могло сорвать всю операцию.

— Какой фильм? — спросил Башашкин, отрываясь от газеты, принесенной вчера Добрюхой.

— «Анжелика — маркиза ангелов».

— Тебе тоже нет шестнадцати! — возмутилась сестра.

— Скоро будет!

— Ага — почти через год!

— Зато у Ларика есть усы! — хохотнул дядя Юра. — С такими усами всюду пустят!

— Лиска, дома посидишь. Сегодня вторая серия «Карениной». Там тоже все время целуются и того хлеще… — успокоила Нинон.

В этот момент я как раз спустился, одетый во все лучшее: абстрактную рубашку, зеленые брюки и рыжие сандалии. Кроме того, я нацепил на нос шпионские очки, тщательно причесался и побрызгался башашкинским «Шипром», ведь там, в летнем кинотеатре, должна быть Зоя. Ларик же с учетом предстоящей драки напялил на себя какое-то серое старье, да еще был во вьетнамках, которым в будущей схватке отводилась особая роль.

— Ладно, чапайте отсюда, чтобы глаза мои вас не видели! — буркнула хозяйка и заметила разительный контраст между мной и сыном. — А ты чего, как пугало, вырядился? Вон, посмотри на Юрастого! Почему в сланцах? Босяк, что ли? Обуви у тебя нет? В кино все-таки идете! Мать горбатится, одевает, а ты… Переоденься сейчас же, турок, не вводи в грех!

Мы с Лариком переглянулись, чувствуя себя на грани провала.

— Нинон, да пусть идут в чем хотят! — махнула рукой тетя Валя. — У нас с тобой сегодня до пирогов вообще дело не дойдет.

— Ганди, великий человек, босиком ходил, — вставил Башашкин, переворачивая газету. — А наши шведам-то опять продули. Ноль-один. Э-э-х… Менять надо Качалина! Не тянет…

Наконец мы, выскочив за калитку, оказались на свободе, и Ларик запел:

Черноглазая казачка
Подковала мне коня-я-я-я!

Солнце, на которое еще пару часов назад невозможно было смотреть даже сквозь темные стекла, остыло и малиновым диском закатывалось за морской горизонт, отбрасывая на воду дорожку, будто сложенную из рубиновой брусчатки. Воздух посвежел и померк, но от выпитого портвейна зелень листьев и травы казалась ярче, чем обычно, рябила в глазах, а вечерние цикады, видимо, по той же причине верещали сегодня особенно пронзительно. Влажный дневной зной сменился нежной теплынью, пронизанной свежими сквознячками, бьющими в самых неожиданных местах, будто воздушные родники.

— Фу! Аж вспотел! — выдохнул мой друг. — Вот достала! Надо срочно освежиться!

Хорошо им тут: вода рядом, нырнул — и как новенький. У нас до ближайшего, Можайского моря сто километров. Петька Коровяков там был (у отца своя «Победа») и сказал: «Враки! Какое же это море, если виден берег?»

Мы спустились к пляжу, где еще купались отдельные любители вечерних процедур, они барахтались в неподвижной прозрачной воде и громко ругали медуз. В августе эти плавающие холодцы под вечер собираются к берегу, словно на безмолвную перекличку, могут ужалить, особенно в обгоревшие места, затянутые новой, чувствительной кожей. А если медузы вдруг исчезают, значит, идет шторм.