За столиком кайфовала наша старая знакомая Ирэна, тоже расфуфыренная, в красном платье с бретельками и таким же низким вырезом, как у Аделины в фильме «Фанфан-Тюльпан». Кроме того, у нее была новая прическа, похожая на тщательно уложенный стог сена. Она приветливо улыбалась нам накрашенным ртом. Рядом с ней сидел незнакомый лысоватый мужик, явно из местных, — тоже в белой нейлоновой рубахе с засученными рукавами. По всему, он недавно побрился: светлый квадратный подбородок смешно выделялся на загорелом дочерна лице. Но лишь стоило ему усмехнуться, как я сразу же узнал Железного Дровосека. Перед ними стояла бутылка цинандали, фужеры с золотым вином и две металлические вазочки с оплывшими шариками сливочного пломбира, посыпанного какао. Веселая парочка была занята совершенно детской игрой: Анзор положил на стол свою мощную пятерню, а москвичка чутко водила алым коготком по его бугристой расслабленной ладони, которая внезапно, точно волчий капкан, сжималась в кулак, чтобы поймать шаловливый пальчик, но химичка всякий раз вовремя отдергивала руку и смеялась так, что грудь едва не выпрыгивала из платья.
— Мальчишки, как дела? — затараторила она, когда мы приблизились. — Анзор, это же наши ребята!
— Вижу. Привет, пацаны!
— Здравствуйте! — Ларик не мог отвести взгляд от мятущегося Ирэниного богатства. — Как нога? — вежливо спросил он, отводя пламенный взор.
— Нога? — поначалу не поняла она. — Ах, нога… Пустяки! Анзор вправил. Он волшебник! Все давно уже прошло.
— А где ваша борода? — поинтересовался я у лесоруба.
— Э-э… Надоела! Я же не леший! — воздев руки, ответил он.
— Она такая колю-ючая! Это я попросила, — захныкала Ирэна, положив ему голову на плечо.
— А как же дрова?
— Дрова не волк, в лес не убегут! — рассмеялся Анзор железными зубами. — Куда путь держим? — и внимательно на нас посмотрел.
— В кино, — нетвердо ответил мой друг.
— А что показывают?
— «Анжелика — маркиза ангелов».
— Ой, я видела! А разве вам можно такие фильмы смотреть? Там сплошные постельные сцены. Жуть! — затрещала она. — А мы ходили на поляну и перепелок подстрелили, потом зажарили на костре. Вкусно до чертиков!
— Э-э… Разве ж теперь перепелки! Слезы! Остатки прежней роскоши. Когда я был, как вы, их столько здесь было — палками сшибали. Полчаса — и мешок!
— Перепелок бить скучно, — с хмельным вызовом возразил юный князь. — Если уж бить — что-нибудь покрупней!
— Приключений ищете? — Железный Дровосек глянул на нас с подозрением. — Смотрите у меня, пацаны!
— Нет, просто гуляем… — поспешил успокоить я.
— Вижу. Поаккуратнее гуляйте и больше не пейте! Отец-то когда из больницы приедет?
— В воскресенье, если отпустят… — ответил, поежившись, мой болтливый друг.
— Загляну. А ты, Юрастый, не давай ему дурить! — Железный Дровосек кивнул на Ларика и протянул мне мятный леденец в сиреневом фантике, такие конфетки продавцы в Москве иногда дают вместо сдачи, если нет мелочи.
…У входа в санаторий «Апсны» дежурный, судя по желтым усам, заядлый курильщик, строго спросив, куда мы путь держим, пропустил без препятствий, но предупредил, что о местах надо было позаботиться заранее, и добавил таинственно: «Аншлюс!» У будки с надписью «Касса» толпился разочарованный отпускной народ: билеты кончились, о чем сообщала картонка, выставленная в полукруглом окошке.
— Безобразие! — рокотал толстый дядька в бархатной тюбетейке. — Как импортный фильм — так у них никогда билетов нет. В Госкино писать буду!
Между тем в толпе шныряли востроглазые местные хмыри, они подкатывали к огорченным гражданам, что-то шептали, брали деньги, бочком перемещались к будке, стучали условным способом в заднюю дверь, просовывали в открывшуюся щель плату и через минуту возвращались к обрадованным курортникам с синими билетами, оставив себе навар. В Москве возле кинотеатра «Мир» спекулянты занимаются тем же самым, но их постоянно гоняет милиция. А тут?
В зал еще никого не пускали, а вход стерег одноглазый грузин с черной кожаной повязкой, перечеркивающей лицо. На его сером кителе без погон я рассмотрел орденские планки, издали узнав тигриный прямоугольничек ордена Славы, такой же носил по обычным дням на старом пиджаке наш ближайший сосед по общежитию, танкист дядя Коля Черугин. Правда, был у него, как он шутил, еще и «пасхальный лапсердак», сплошь увешанный наградами, которые мне за образцовое поведение в отсутствие родителей добрый фронтовик разрешал потрогать.
Увидав Ларика, контролер улыбнулся, сразу утратив всю свою строгость, и приветливо махнул ему рукой, а мой друг приложил обе руки к груди и почтительно поклонился, тихо разъяснив мне:
— Дядя Реваз, крестный отца. Он нас пристроит, будь спок!
А тут как раз несколько крепких парней занесли внутрь кинотеатра стулья из столовой, каждый тащил четыре штуки, сложив по два — спинка к спинке.
— Для своих, — объяснил Ларик. — Пошли! Еще есть время до начала.
— Куда?
— Увидишь.