Совдетство. Узник пятого волнореза

Я помчался по темным аллеям, держа курс на огромный эвкалипт, прыгал по кривым ступеням, рискуя сломать ноги. Милующиеся парочки на скамейках, не разрывая объятий, удивленно поворачивали головы мне вслед и снова сливались в поцелуе. Распахнув дверь в бильярдную и, бурно дыша, я торопливо огляделся: за первым столом играли два курортника, один в полосатой пижаме, другой в трениках и тельняшке. За вторым я увидел старых знакомых — Анзора и Ирэну. Михмат, в пижонских белых шортах и красной тенниске, сидел на подоконнике, с ироническим интересом наблюдая за парочкой. Одна нога у него была до колена обмотана эластичным бинтом. И тут решительность оставила меня, я застыл как столб, не зная, с чего начать, хотя мучительно понимал, что нельзя терять ни секунды.

Химичка тем временем неловко нагнулась над зеленым сукном, и короткое платье рискованно задралось. Ее рука, сжимающая кий, была неумело отведена назад, а натертый мелом полированный кончик неловко лежал между большим и указательным пальцами. Похоже, играла она впервые. Но Железный Дровосек, одетый как на свадьбу, надежно страховал дебютантку: прильнув к ней сзади всем телом, он обхватил правой пятерней нервный дамский кулачок, а левой поправлял прицел.

Поелозив туда-сюда кончик кия, с силой толкнул выщербленный шар, который с костяным стуком втерся в узкую лузу.

— Я попала! Я попала! — распрямившись, захлопала в ладоши Ирэна. — Анзорчик, ты волшебник!

— Не без того, — согласился тот и снова хотел накренить москвичку над бортом.

— Поздравляю, мастерский удар! Продолжайте! — И тут Михмат заметил меня: — Юрастый, какими судьбами? Поиграть хочешь? Лучше завтра, сейчас поздно, скоро закроют лавочку.

— Нет.

— Что с тобой? — удивился лесоруб, оборачиваясь. — Ты весь ходуном ходишь! Поколотили все-таки?

— Нет… Михаил Матвеевич, вы мне очень нужны! — решился я. — Можно вас на минутку…

— Такой уж прямо секрет, военная тайна? Говори здесь, а то доиграть не успеем. Что стряслось?

— Зоя… — только и смог от волнения вымолвить я.

— Зоя с Томой в кино. А в чем дело-то?

— Нет, не в кино. Она пошла с Гогой!

— С кем? С этим хлюстом? Куда? — взревел отчим, соскакивая с подоконника.

— Туда, к Симоновой пещере, на поляну, к дубу …

— Что за бред! К какому дубу? Откуда ты знаешь?

— Подслушал… — соврал я.

— Опять, паскудник, взялся за старое! Вот фашистское отродье! — в ярости топнул Железный Дровосек. — Девочку надо спасать! Он не бредит. Я знаю, где это. Быстро! Ноги в руки!

— А я как же? — капризно спросила Ирэна, призывно склоненная над зеленым столом.

— А ты жди здесь и ничего не трогай! — приказал лесоруб таким голосом, что испуганная химичка мелко закивала.

Мы ринулись к выходу, Михмат прихватил с собой кий и держал его так, словно шел в штыковую. Выскочив в боковые ворота, мы побежали через парк. Лебединые домики зловеще темнели посредине мерцающего озера. С мостика было видно, как тяжелые карпы бередят ночную воду. Я заметил на обычном месте дядю Толю-десантника, он, видимо, выпил лишку и задремал. Рядом с ним стояли бутылка и стакан. В свете фонаря полутуловище на тележке напоминало чугунный бюст, снятый с пьедестала и поставленный под пальму. Ко мне привязалась и вертелась в голове глупая пионерская прибаутка: «Ночь была лунявая-лунявая, звезды в небе так и понатыркались…»

Я слышал сзади тяжелое дыхание и проклятия Михмата, он почти сразу же захромал. Анзор пружинисто несся вперед, поторапливая нас рукой, как командир, зовущий в атаку. Мы побежали вверх по кипарисовой аллее, и я загадал: если последняя остроносая крона справа будет выше других, с Зоей ничего не случится, но она оказалась ниже, да еще вся какая-то обглоданная… Когда поднимались по крутой лестнице справа от шумящего водопада, электронщик окончательно отстал, он ковылял сзади, опираясь на кий, как на посох.

— Матвеич, в конце платформы слева перейдешь железку, а дальше вдоль реки! Не заблудишься. Догоняй! Мешкать нельзя! — крикнул ему Железный Дровосек.

Справа остался освещенный вокзальный павильон, похожий на огромный бисквитный торт, украшенный кремом и горящими свечками. Когда прыгали через рельсы, два тоннеля, уходящие в глубь гор, поросших черной зеленью, показались мне норами огромных доисторических медведок, которые когда-нибудь выползут наружу и сцепятся здесь в расщелине не на жизнь, а на смерть. «Ночь была лунявая-лунявая…» Месяц за эти несколько дней вызрел, и можно было в серебристой полутьме разобрать извилистое русло с пенной водой. Спотыкаясь о камни, она шумно неслась к морю. Мы перебежали мостик и вскоре оказались в том месте, где речка Пцырсха внезапно возникает из-под земли. Наверное, если наша Неглинка когда-нибудь вырвется из трубы, это будет выглядеть так же: идешь себе из зоомагазина вниз по Кузнецкому Мосту, и вдруг возле Петровского пассажа — водоворот!

— Не отставай! — крикнул мне Анзор.