Со слов Ларика выходило: Зоя, наслушавшись завлекательных врак Немца, жутко захотела попасть в Симонову пещеру и загадать желание при лунном свете, проникающем туда через верхний лаз. Такая легенда… А чтобы усыпить бдительность предков, она заранее отпросилась в кино вместе с Томой, сегодня привезли комедию «Бей первым, Фредди!». Детям до шестнадцати! Вилена Дмитриевна и Михмат (он уже ковыляет помаленьку) фильм видели на закрытом показе во Внешторге, поэтому останутся дома. План такой: когда начнется кино, студентка в темноте тихо выйдет из зала и через боковые ворота прошмыгнет в парк, там в беседке ее будет ждать Гога с шампанским и конфетами, без этого никак нельзя: девчонка должна поплыть. Потом они обойдут озеро и по кипарисовой аллее поднимутся к водопаду, там, если телка еще не дошла до кондиции, добавят винца, пересекут возле белого павильона железку и пойдут вдоль реки до того места, где она выскакивает из-под земли. Там уж рукой подать до большого дуба и верхней поляны, где никого в это время не бывает, а темнота — друг молодежи.
— А как же Симонова пещера?
— Там нельзя. Так старики говорят. Один не послушал, затащил туда шмару и в шторм утонул… На поляне лучше. Мы там будем раньше и спрячемся за камнями, пока Гога ее не подогреет. Посмотрим, какая твоя Зойка смелая!
— Кто — мы?
— Ну Фетюк, ну… А зачем тебе это? Смотри не стукни — сильно пожалеешь! Пошли лучше с нами, сам все увидишь! Станешь мужчиной!
— Нет! Я вообще считаю, с женщинами надо обращаться только по любви!
— Ага, и только после загса? Да ладно! Считай как хочешь, но все они сначала орут: «Что вы делаете? Милиция!» А потом: «Только не останавливайся!» Знаешь анекдотик? Телку в лесу подогрели, харят, вдруг откуда ни возьмись — медведь, ну, пацаны, понятно, врассыпную, а мишка не будь дурак — тоже отметился насчет порева и ушел. Она прибежала в милицию, орет, ее успокаивают, мол, не волнуйтесь, девушка, мы поймаем всех мерзавцев до единого! А она им: «Всех необязательно, вы мне найдите последнего — в шубе!»
Ларик от души посмеялся над своим же анекдотом и добавил:
— Если казачка будет спрашивать, я — в кино…
Потом он нервно побродил по двору, напевая:
И ушел на дело.
Ужинали в подавленном настроении, тетя Валя несколько раз заводила речь о похищенной троице, но Башашкин советовал ей поменьше говорить об этом вслух во избежание неприятностей и дождаться возвращения Диккенса:
— Нинон тоже куда-то запропастилась, — задумчиво произнес он.
— Час от часу не легче! А вдруг мы зря психуем? — спросила Батурина. — Может, Мурман их просто припугнуть решил, а?
— Не похоже, — возразил я с солидностью единственного очевидца.
— Не накаркай, птица вещая! — вздохнул дядя Юра и уважительно отдал мне из своей кружки сочный урюк, который я обожаю с детского сада, особенно косточки с орешком внутри. Еще в детском саду, когда в обеденном компоте я находил сморщенную коричневую грушу или глянцевый чернослив, всегда махался с одногруппниками, получая взамен мой любимый сухофрукт.
— Ой, чую, быть беде! — снова запричитала, взявшись за сердце, Батурина. — Как бы и Тиграну бакенбарды не оборвали!
— Успокойся, я тебя прошу! Опять до таблеток допсихуешься!
— Раньше о жене надо было заботиться!
— Ну, Валюша…
— Что — Валюша? Была Валюша, да вся вышла…
Из-за дрянного настроения мы даже не пошли смотреть по телевизору «Софью Перовскую», хотя я, увидев название в программе, заранее всех оповестил. Этот худфильм мы стараемся не пропускать, так как там в сцене казни народовольцев снимался образцовый военный оркестр, и в третьем ряду, если всмотреться, можно различить Башашкина. Он, с приклеенными бакенбардами, в фуражке с орлом и старинном мундире, бьет в барабан, когда революционерам накидывают на шеи петли. Тяжелый фильм! А вот интересно, если на Брежнева какой-нибудь злоумышленник устроит покушение, про него тоже кино через сто лет снимут?
Чтобы отвлечься, Батурины с Лиской сели перекинуться в карты. А я, зная свою невезучесть в азартных играх, завалился в постель с «Женской честью» и заставил себя читать:
«…Все повернули головы к ней. Саида выпрямилась, протянула пальцы к струнам… Она запела только что родившуюся в ее сознании песню. Это была песня о самой себе. Под аккомпанемент чонгура зазвучали искренние, идущие из глубины сердца слова о цветке, растущем на дереве. Прилетел гадкий ворон, чтобы сорвать цветок, но это заметил паривший в небе сокол. Он созвал своих друзей, и они вместе прогнали поганого ворона. Песня закончилась словами: „У Саиды было два брата, а теперь у нее стало семеро!“ Все поняли, что пятеро новых братьев присутствуют за столом…
„Какой же негодяй, будь он богом проклят, решил насильственно жениться на такой чудесной девушке? — думал Леварса, глядя на Саиду. — Какова была бы жизнь бедняжки, если бы мы не помогли ей?“»