— Я и терплю. Что мне остается? А вот что будет, когда Мурман вернется? Ему на все наплевать. Я-то знаю…
— И с чего в Москву его понесло?
— Приспичило! На самолете умотал. Я жизнь прожила, а никогда не летала, — созналась Машико.
— И слава богу! Тошнит, как на четвертом месяце. Специальные пакеты выдают, чтобы не на людей рыгать. Ты на наш рынок пойдешь?
— Нет, в Сухум съезжу, там все дешевле, ближе к обеду даром отдают.
— Тогда купи брату персиков, как он любит! Наши-то когда еще поспеют. Отнеси!
— Ладно, возьму заодно.
— Только когда в больничке будешь, не сболтни, что Тигран к нам шляется. Ты же видишь, я его как могу отваживаю. Кто виноват, что заклинило мужика!
— У них так: или бобылем, или кобелем. Жениться ему пора. Сандро ничего не скажу. Дура я, что ли, детей без дядьки оставить! А персики-то кусаются…
— Сейчас денег дам.
Машико вскоре умчалась на электричку, причитая, что опаздывает. А потом часа через полтора собралась на работу и Неля, я понял это по волне крепких духов, донесшейся до меня. От тягучего аромата в теле возникло смутное ожидание, а то самое, что Башашкин как-то назвал «корнем зла», стало неумолимо набухать, твердея и увеличиваясь. Раньше я реагировал так лишь на курящих дам, а их в СССР все-таки не очень много. Но если теперь это будет случаться со мной по поводу каждой надушившейся женщины, на улицу спокойно не выйдешь! Час от часу не легче! Ох, уж это «половое созревание»!
От невеселых мыслей меня отвлек интересный разговор за окном.
— Он сильно переживал? — спросила перед уходом официантка, имея в виду ухажера, которому не открыла дверь.
— Чуть не плакал твой Додик, — ответила казачка, гремя посудой. — Про «переучет» ты от души сказанула. Двадцать копеек! Я потом долго смеялась. Но поздно ты, подруга, его воспитывать взялась. Уводить мужика из стойла надо, когда он еще не наелся.
— Я всего этого не вынесу! — воскликнула Неля.
— Вынесешь, — успокоила хозяйка, — выносишь и родишь. А там видно будет… Жизнь на выдумки хитра. Слушай, Нель, а сошлась бы ты с Диккенсом, он и ребенка усыновит или удочерит, как уж там выйдет. Мужик хороший, добрый, работящий…
— Ну что ты несешь, Нина? Присушила беднягу, а теперь делишься на шарап! Не понятно разве?
— Вот наказание-то! Иди уж — на работу опоздаешь!
Потом все смолкло, и только казачка сердито гремела кастрюлями на кухне. Я же вернулся к приключениям маленьких американцев с берегов Миссисипи. Смешное название, так и хочется переиначить: «Мисиписи». Совсем другое дело — великая русская река Волга! Или Лена, она даже длиннее. Жаль, что нет реки по имени «Зоя»…
События книги, между прочим, разворачиваются в городке Санкт-Петербург, а это дореволюционное название Ленинграда, колыбели революции. Ясное дело, они название у нас свистнули. Вообще, америкашки без зазрения совести тырят чужое. Башашкин говорит, что Аляска раньше нам принадлежала — украли. Или вот еще пример: наш Попов придумал радио, а они, паразиты, присвоили себе открытие, да еще похваляются на весь мир. Или взять ту же «жевачку»…
Помню, еще дошколенком ходил с Батуриными в Сокольники на американскую выставку, куда ломилось, кажется, все население Советского Союза. Для нее построили специальное помещение под выпуклой серебристой крышей, напоминающей планетарий, но гораздо огромней. Хвост желающих начинался от метро, и я бы ни за что не согласился провести в очереди полвоскресенья, если бы Башашкин не заверил меня, что там бесплатно дают пить загадочную пепси-колу — американский лимонад. Сами же Батурины пошли на эту муку по разным причинам: тетя Валя мечтала посмотреть заокеанскую кухонную утварь, а дядя Юра рвался в секцию музыкальных инструментов. Хорошо, что взяли с собой термос с чаем и бутерброды, так как вовнутрь мы попали ближе к ужину. Нам навстречу шли толпы тех, кто уже осмотрел выставку, на их лицах светилось удивление, переходящее в отчаяние.
Едва мы миновали контроль, тетя Валя метнулась туда, где бесконечными рядами стояли плиты, духовки, пылесосы, холодильники, стиральные машины, хлеборезки, кофеварки, разные агрегаты, состоявшие из нескольких отсеков и способные полностью заменить на кухне хозяйку. Именно так на ломаном русском языке нам и объяснил улыбчивый, причесанный на пробор американец в полосатом пиджаке с пестрой бабочкой.
— А нет ли, мистер, у вас машины, которая сама кладет жратву в рот и еще проталкивает в желудок? — громким актерским голосом спросил, косясь на толпу, наш соотечественник в черном костюме и белой нейлоновой рубахе с серым галстуком-селедкой.
— О, но, сэр, но… Нет… Бат… но мы работаем об этом! — хохоча, ответил ему полосатый.