Совдетство. Узник пятого волнореза

У калитки топталась «старуха» — искусственная блондинка лет тридцати пяти, с накрашенными губами. Одета она была в обтягивающие синие рейтузы и клетчатую мужскую рубаху навыпуск, как похищенная Нина из «Кавказской пленницы». На голове красовалась соломенная шляпка с розовой лентой по тулье. Незнакомка держала в горстке ежевику, сорванную с колючего куста, и одну ягоду, сжав двумя пальцами, уже подносила к алому рту, округлившемуся вроде буквы «О» на первомайском плакате.

— Ну, Аланчик, ну сколько можно ждать?! — плаксиво упрекнула она. — Тут везде собаки!

— Не ешьте — они у дороги пыльные, — предупредил Ихтиандр. — Лучше в лесу.

Блондинка выбросила ягоды в траву и с недоумением глянула на нас. Она небрежно скользнула глазами по моим треникам и выгоревшей, с прорехами майке, потом с интересом обозрела Ларика, попершегося в горы при параде: белые штаны, черная ковбойка с погончиками и отцовская кепка-аэродром, да еще 222-я «сонька» на плече.

— Это твой маг? — удивилась коечница.

— А то чей же! — ответил гордый мингрел.

— Наш! Общий! — прочавкал Мишаня, так как уже приступил к досрочному поеданию бутерброда.

— Мальчик, откуда у тебя такая шишка?

— От верблюда.

— Не груби старшим! — цыкнул Алан.

— Ой, девочка, — «старуха» тем временем уставилась на Лиску. — Как тебя зовут?

— Елизавета.

— Лиза, тебе не говорили, что ты просто вылитая сержант Лидка из «Четырех танкистов и собаки»?

— Все время говорят, надоели! — с удовлетворением поморщилась кокетка.

— Глупая, это же хорошо! Как бы я хотела походить на какую-нибудь актрису! Пусть даже на Инну Чурикову…

— Вы тоже на кого-то похожи, — из вежливости произнес я.

— На выдру, — шепнул мне Ларик.

— Вы нас вышли проводить, дети? — жеманно спросила курортница.

— Они идут с нами! — твердо произнес Алан. — Это мои друзья!

— Друзья? Ну тогда ладно, — погрустнела, пожав плечами, блондинка. — Давайте знакомиться — меня зовут Ирэна. А вас?

21. Железный Дровосек

Сначала мы двинулись вверх по улице Орджоникидзе, поднимавшейся в гору. Из-за заборов выглядывали жители, кивали, узнавая Ларика и Алана, интересовались здоровьем родителей, провожали строгим взглядом, особенно женщины, туго обтянутые рейтузами полные ноги Ирэны. Я попутно дивился, какими разнообразными материалами пользуются аборигены, огораживая свои участки. Чаще всего попадались колючие заросли или полутораметровые стены, сложенные из плоских камней забытыми предками. Богатые двухэтажные дома с балконами были окружены высокими железными заборами с воротами, украшенными поверху кренделями, выгнутыми из арматуры. Кто победней, довольствовался воткнутыми в землю растрескавшимися шиферными листами, а одну лачугу от дороги отделяли ржавые спинки кроватей, видимо, списанных и выброшенных на свалку из какого-то пансионата.

Наша «сонька», конечно, не осталась без внимания, местные спрашивали, как называется магнитофон, просили включить погромче. Битлы закончились, и теперь из динамика рвался, будто из клетки, клокочущий голос Высоцкого, хрипевшего, как нарочно, песни из кинофильма «Вертикаль»:

Если друг оказался вдруг
И не друг и не враг, а так.
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош, —
Парня в горы тяни — рискни,
Не бросай одного его,
Пусть он в связке в одной с тобой, —
Там поймешь, кто такой…

Красноносый дед в сванке и драной тельняшке, размахивая опрыскивателем, похожим на автомобильный насос, крикнул из-за забора Ларику:

— Продай, парень! Не обижу!

— Не могу, дядя Нико, подарок!

— Зачем ты врешь? — прошипела Лиска.

— Иначе не отстанет, — тихо ответил ей брат.